За что врача могут посадить в тюрьму
За что врача могут посадить в тюрьму
За что врач может попасть под суд
Чем отличается для врача статья «Причинение тяжкого вреда здоровью» от статьи «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности», что в законодательстве считается взяткой, что – мошенничеством, а что – просто благодарностью за лечение.
Ст. 124 УК РФ – неоказание помощи больному. Это если врач вообще ничего не сделал, хотя обязан был помочь. Теоретически, могут дать реальный срок лишения свободы. На практике обычно дают условно. Состав преступления имеется только в случае смерти, причинения тяжкого вреда здоровью или вреда средней тяжести (последний очень трудно доказать).
Ст. 118 УК РФ ч. 2 – тяжкий вред здоровью по неосторожности при нарушении профессиональных обязанностей. Самая лёгкая статья. В худшем случае – ограничение свободы с лишением права работать в медицине. Ограничение свободы – это не тюрьма, а всего лишь запрет на выезд за пределы территории муниципального образования по месту жительства. Запрет работы в медицине временный, не более 3 лет. Реальный срок в колонии назначить нельзя.
Ст. 109 УК РФ ч. 2 – всё то же самое, только в случае смерти больного. Наказания те же, но сроки больше.
Ст. 293 УК РФ – халатность. Это только для руководителей, их заместителей и вообще должностных лиц. К лечащим врачам, как правило, не применяется. На практике при большом желании в халатности можно обвинить кого угодно. Из последнего – дело Шишлова. В исключительных случаях могут и посадить.
Ст. 290 УК РФ – взятка. Деньги за лечение – это не взятка. Деньги за операцию – это не взятка. Деньги за больничный лист – это взятка. Деньги за группу инвалидности – это взятка. Деньги за водительскую справку – это взятка. Взятка – это не обязательно деньги. Подарки, услуги и прочее – это тоже взятка. Вот за это, если поймают, то почти наверняка посадят в тюрьму. Куча народу мотает реальные сроки за такие дела. Ловят регулярно.
Ст. 159 УК РФ – мошенничество. Это, во-первых, всякого рода приписки: талоны, диспансерные карты и др. А, во-вторых, нужно чётко понимать разницу. Деньги за операцию в качестве благодарности – это не взятка и вообще не преступление. А деньги за металлоконструкцию или стент, который в ходе этой операции установлен и положен пациенту по ОМС, а он его оплатил из своего кармана – это преступление, потому что это хищение путём обмана, т.е. мошенничество. Тюрьма весьма реальна.
Всё остальное встречается крайне редко или прямо не связано с профессиональной деятельностью врача. Например, торговля наркотиками.
Как сообщалось ранее, за прошедший год количество уголовных дел в отношении врачей выросло в семь раз. За 2019 год в Следственный комитет поступило 6,5 тысячи жалоб на медработников с обвинениями в ошибках или ненадлежащем оказании помощи. В итоге было возбуждено 2,1 тысячи уголовных дел.
«Это крах доверия к врачам»: почему российских медиков так часто сажают в тюрьму
В Следственном комитете отмечают, что среди специалистов, которым предъявляется наибольшее количество претензий, хирурги (27,5%), акушеры-гинекологи (16,8%) и анестезиологи-реаниматологи (13,2%)
Больше всего претензий к городским хирургам
В России качество медицинских услуг все чаще вызывает недовольство со стороны пациентов. В 2018 году, по данным Следственного комитета, в России было возбуждено более 2,2 тысячи уголовных дел, связанных с врачебными ошибками (для сравнения, годом раньше – около 1,8 тыс. дел). При этом до суда доходит примерно каждое десятое дело. Однако картина была бы не полной, если не знать, что в 2012 году, по данным того же Следкома, уголовных дел было возбуждено всего 311, то есть на 85% меньше.
Максимальная часть «врачебных дефектов» происходит в медицинских учреждениях, находящихся в городе (73%), гораздо реже – в расположенных в сельской местности (27%). Получается, чем выше квалификация врача, тем больше вероятность того, что он попадает в зону риска совершения именно уголовного преступления, а не административного.
Таким образом, врач на протяжении всей своей профессиональной карьеры становится потенциальным преступником, не имеющим право на ошибку.
По данным ВЦИОМ, начиная с 2014 года, у россиян значительно упало доверие к медикам. Если в 2014 году не доверяли врачам 35%, то в 2016 уже 55%.
– Это просто крах доверия, причем даже не к системе, а к конкретным врачам. 55% указывают на возрастающую агрессию, недоверие, рост конфликтов и т.д. Из всех жалоб в СК РФ до суда доходит только 3%, остальные отсеивает экспертиза.
Казалось бы, это капля в море – 170 дел на 600 тыс. врачей. Но это не совсем так, потому что надо экстраполировать на те профессии, на которые жалуются больше всего и которые являются жизнеспасающими: акушеры, хирурги, скорая помощь и анестезиологи-реаниматологи. Для них эта ситуация очень чувствительна, – считает Александр Саверский, президент общероссийской общественной организации «Лига защитников пациентов».
Пациенты хотят денег
Пластический хирург из Новосибирска Валерий Пискарев три года назад на личном опыте узнал, что такое уголовное преследование. Через сутки после проведенной операции по пластике живота скончалась его пациентка. Муж погибшей в ее смерти обвинил врача. Экспертиза подтвердила: причиной смерти стала перевязка, проведенная на следующий день после операции.
– То, что произошло, свалилось как снег на голову. Никакой вины за собой я не чувствовал. Все было сделано профессионально, грамотно, потому что это годами отработанные алгоритмы. В своей правоте я нисколько не сомневался, – говорит Валерий Пискарев.
Уже в ходе следственных действий удалось установить, что экспертиза была подделана, как и анализы, якобы сданные пациенткой перед операцией. В настоящее время возбуждено новое уголовное дело, теперь уже в отношении экспертов «Военно-медицинской академии им. С.М.Кирова», делавших экспертное заключение, а также в отношении супруга пациентки Пискарева.
– Я спрашивал у следователя: «В чем я виноват?» А она не могла точно ответить на этот вопрос. Большая проблема в том, что медицинские дела расследуют непрофессионалы. Даже адвокат, который меня защищал, с трудом разбирался в медицинских терминах и понятиях. В уголовном деле однозначно нельзя сказать, виновен врач в смерти пациента или нет, но я знаю одно: любой хирург хочет, чтобы операция закончилась очень хорошо.
В то же время, я не слышал громких дел о зарубежных врачах. Медиков там страхуют: если какой-нибудь потребительский «экстремист» начнет предъявлять претензии, все покроет страховка.
У нас же в последнее время в суды стало поступать очень много гражданских исков с требованием возмещения физического и морального вреда, участились случаи заведомо ложных обвинений врачей и других лиц медицинского персонала в якобы неправильном лечении. При этом истцы указывают на дефекты медицинской помощи и скрывают факты своего неправильного отношения к себе, своим близким, к болезни, к назначениям врача.
Цель подобных обращений становится понятной, когда видишь астрономические исковые суммы, требуемые с медицинских учреждений, – говорит Пискарев.
«Ну что, 10% или будем проверять?»
Большой проблемой, создающей предпосылки для искусственного нагнетания ситуации вокруг «врачей-убийц», во-первых, становится отсутствие иных механизмов взаимодействия пациентов и врачей, кроме как возбуждение уголовного дела.
Во-вторых, отсутствие личной ответственности медика за свои действия: по всем искам отвечает не конкретный врач, а клиника, в которой он работает. В итоге, и так скудные бюджеты медучреждений вынуждены находить деньги на миллионные иски вместо того, чтобы закупать новое оборудование или повышать зарплату персоналу.
– Практически во всех делах, за редким исключением, когда врач пьяным делает операцию, мы видим, что он не хотел причинить вред пациенту. Это происходит в силу небрежности, попустительства, непрофессионализма или сложности заболевания (есть такие заболевания, которые сложно прогнозировать).
Когда пьяный хирург делает операцию – это исключительный случай, во всех остальных случаях должна работать страховая медицина. Чтобы в случае, если врач допускает ошибку, страховая компания выплачивала пациенту деньги. Если бы система так работала, я уверена, что не было бы подобного вала уголовных дел, все заканчивалось бы на претензионном порядке.
Ведь большинство людей, с которыми мы взаимодействуем, говорят, что не хотели бы привлечения врача к уголовной ответственности,– говорит руководитель Забайкальского правозащитного центра – партнера международной правозащитной группы «Агора» и «Зоны права» Анастасия Коптеева.
Александр Саверский уверен: существует страховое лобби, когда страховщики медицинских организаций контролируют качество оказания медицинской помощи в своих интересах.
Это создает предпосылки как для сокрытия реальных цифр, так и для медицинского произвола.
– Реальной экспертной работы там нет. С 1998 по 2012 год выявлялось 10% дефектов качественной медицинской помощи в России. Какая поразительная стабильность! А происходит это так. Эксперт решает: «Ну что, 10% как обычно, или будем проверять?»
Получается, это результат сделки, а никакой не проверки. Кроме того, у нас нет расхождения прижизненных и посмертных диагнозов (когда человек умирает от заболевания, которое не было диагностировано у него при жизни), так как патологоанатомические службы входят в структуру больницы, которую они проверяют.
За последние 15 лет этот показатель сократился с 25% до 1%! И, что примечательно, упал он до одного процента во время увеличения исков и уголовных дел к врачам, – считает Саверский.
Не надо, чтобы врач сидел в тюрьме
За последние 15 лет в стране произошли значительные сдвиги во взаимодействии пациентов и врачей, обострившие все неявные конфликты и ожидания. Однако в целях самозащиты и сама медицинская корпорация выработала методы ухода от уголовной ответственности – неразборчивый почерк, сокрытие листов, анализов, карт, и т.п. В итоге врачи не признают свою вину, а система не стремится анализировать и исправлять ошибки.
– Сейчас большая часть врачебных нарушений лежит в плоскости уголовного преследования, однако это вредно и неправильно.
Уголовное преследование врачей ведет к раздуванию конфликтов и навешиванию на медиков ярлыка «врач-убийца», и всего, что с этим связно. На самом деле, это исключительно редкие случаи, когда мы можем говорить о косвенном умысле.
Например, человеку при поставленном диагнозе «гликемическая кома» не дали инсулин или не дали антибиотик при сепсисе, как это квалифицировать? Как небрежность? Нет, конечно. Это безразличие к тому, что ты делаешь. Забытые в теле салфетки, недодиагностика, когда не хватало времени, в общем, все, что связано с неопределенностью, сомнениями, все это должно трактоваться в пользу медицинских работников, но с точки зрения нарушения стандартов, правил, как административное правонарушение. И должен быть штраф.
Другое дело, когда есть неоднократные грубые нарушения, и к нам приходят пациенты со словами: «Нам не надо, чтобы врач сидел в тюрьме, мы хотим, чтобы он не вредил другим людям». Здесь надо лишать права заниматься медицинской профессией пожизненно, – считает Саверский.
Однако в Следственном комитете считают необходимым ввести дополнительные статьи в Уголовный кодекс. Это будут статьи 124.1 «Ненадлежащее оказание медицинской помощи (медицинской услуги)», 124.2 «Сокрытие нарушения оказания медицинской помощи», а также изложение в новой редакции статьи 235 УК РФ: «Незаконное осуществление медицинской и (или) фармацевтической деятельности», сообщает Следком. Законопроект был поддержан как представителями Союза медицинского сообщества, так и членами межведомственной рабочей группы.
Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.
«Будем больше наказывать, будут меньше ошибаться» Российских врачей обвиняют в смерти и болезнях пациентов. Им все чаще грозит тюрьма
Фото: Виктор Коротаев / «Коммерсантъ»
Один из трех
Осенью 2017 года в Астрахани обсуждали страшную трагедию — мужчина ранил ножом свою племянницу, а затем вспорол живот ее годовалой дочери. Позже в морге патологоанатом насчитал на теле ребенка 25 резаных ран. Приехавшие на вызов сотрудники полиции не смогли задержать убийцу, так как он был слишком агрессивен. Его расстреляли, выпустив целую обойму из пистолета.
Позже выяснится, что преступник — 42-летний Михаил Елинский — состоял на учете в психдиспансере с диагнозом «шизофрения». Несколько лет находился на принудительном лечении в психиатрической лечебнице строго режима, затем больше года в обычном стационаре. За 2,5 месяца до убийства был переведен на принудительное амбулаторное лечение. В арсенале психиатров существует такая форма наблюдения за «стабильными», вошедшими в ремиссию, клиентами. Пациенты обязаны ежедневно принимать поддерживающие препараты. Подразумевается, что контролировать это будут их родственники. Минимум раз в месяц больной должен показываться психиатру в поликлинике.
Задержание Михаила Елинского
Кадр: телеканал 360 / YouTube
Режим посещения медучреждения Елинский соблюдал. До вспышки агрессии был в поликлинике три раза. В медицинской карте остались отметки о его стабильном (то есть без ухудшений) состоянии. Во время следствия выяснилось, что пациент практически не принимал назначенные ему препараты. Злоупотреблял алкоголем, варил чифирь. При психиатрических диагнозах эти стимуляторы запрещены — могут вызвать срыв.
Жестокое убийство маленького ребенка вызвало резонанс. Делом заинтересовался глава Следственного комитета Александр Бастрыкин. В Астрахань спустили указание — взять на контроль и разобраться. В результате было возбуждено уголовное дело о «халатности» (ч. 2 ст. 293 УК РФ ) «в связи с наличием в действиях должностных лиц признаков соответствующего преступления». Обвинение было предъявлено трем членам врачебной комиссии, выписавшей из психстационара пациента: лечащему врачу, заведующему отделением и заместителю главврача по судебно-экспертной работе.
Через год из тройки обвиняемых остался лишь лечащий врач — Александр Шишлов. Что интересно — юридически Елинский не являлся его пациентом. Согласно утвержденному Минздравом порядку оказания психиатрической помощи, отвечает за больных, находящихся на домашнем учете, поликлинический доктор.
Психиатр Александр Шишлов
Кадр: Профсоюз Действие / YouTube
— По сути я 2,5 месяца с момента выписки из стационара не только не видел пациента, но и не обязан был его видеть, — объясняет Шишлов. — Почему не было даже попытки исследовать роль врачей, наблюдавших пациента амбулаторно — мне неизвестно.
Разбирательство по уголовному делу продолжались два года. Поскольку по первоначальному обвинению в халатности следователю не удалось выстроить логичную цепочку доказательств (объективно получалось, что Шишлов как лечащий врач выполнил все предписания Минздрава), то следователь просто выбрал другую статью обвинения. То есть вместо халатности Шишлова обвинили в служебном подлоге. Якобы он ввел в заблуждение своих высокопоставленных коллег — заведующего отделением и замглавврача (председателя врачебной психиатрической комиссии) и заставил их выписать больного из стационара.
Суд шел больше четырех месяцев. Недавно по делу вынесен приговор — психиатра осудили на два года колонии-поселения. После отбывания срока будет действовать двухгодичный запрет на занятие медициной.
Коллегам Шишлова приговор показался абсурдным. Они уже второй месяц устраивают акции протеста — встают с плакатами возле местного Минздрава. Один из врачей провел аналогию — представьте, что человека, спасенного от инфаркта, выписали из больницы. А через месяц он умирает от второго инфаркта. Терапевта за это — в тюрьму. В знак солидарности с психиатром медики скорой помощи несколько дней демонстративно выезжали на вызовы в наручниках. Пока приговор еще не вступил в силу — в ближайшее время должно состояться заседание апелляционного суда.
— Меня поддерживают врачи, если можно так сказать — низового звена, — говорит Шишлов. — Начальство наблюдает за ситуацией. Если и поддерживает, то негласно. Пара начальников, что были со мной во врачебной комиссии и сначала также обвинялись — ведут себя подчеркнуто корректно и вежливо.
— Ну вас по крайней мере не уволили из больницы до вступления приговора в силу — уже хорошо? — пытаюсь шутить.
Еще одно странное врачебное дело сейчас слушается в суде города Кирова. Гематолога Кировского НИИ гематологии и переливания крови ФМБА Дениса Ярыгина обвиняют в убийстве пациента. В декабре 2016 году Ярыгин стал лечащим врачом 70-летнего Евгения С. Диагноз — хронический лимфолейкоз в последней стадии. В соответствии со стандартами Минздрава врачебная комиссия медучреждения назначила пациенту химиотерапию. В феврале 2017 года пациент прервал лечение и уехал на консультацию в Израиль. После возвращения курс был продолжен. В марте пациент снова поехал в Израиль, где умер. Дочери обвинили в смерти отца российского врача, избравшего неверную тактику помощи. Против Ярыгина возбудили уголовное дело по статье 109 УК РФ, ч.2 — Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей».
Гематолог Денис Ярыгин
Каждое десятое — в суд
Свежей «уголовной» статистики об осужденных и оправданных медиках нет. По итогам 2018 года Следственный комитет РФ сообщает, что возбуждено более 2,2 тысячи уголовных дел, связанных с врачебными ошибками. Причем их количество увеличивается. Например, в 2017 году расследовалось 1,8 тысячи медицинских дел — на 24 процента меньше. А если сравнивать с 2012 годом — рост идет в десятки раз. Тогда насчитывалось всего 311 дел. В пресс-службе СК отмечают, что примерно каждое десятое дело доходит до суда. А также говорят о том, что идет вал обращений пострадавших пациентов. Сейчас в СК созданы специальные отделы для расследования преступлений в медицинской сфере.
Сами врачи уверены, что против них развернута целенаправленная кампания. Проблемы в отрасли — системные. Это и беда с медицинским образованием, и недофинансирование отрасли. Наскоком, без серьезных преобразований, без политической воли — их не решить. Если получится поставить заплатку методом ручного управления в одном месте, тут же расползается в другом. А поскольку недоступность качественной медицинской помощи уже стала ощущаться, с недовольством народных масс нужно было что-то делать.
— Правоохранительным и надзорным органам нужно делать акцент не на преследовании рядовых сотрудников, а на должностных лицах, виновных в создании системных проблем в здравоохранении, — говорит председатель независимого профсоюза медицинских работников «Действие» Андрей Коновал. — Часто проблемы связаны с недофинансированием отрасли. У региональных структур не хватает денег ни на лекарства, ни на расходные материалы, ни на зарплаты медикам. Однако при всей очевидности проблем ответственность за них никто не хочет брать. Гораздо легче перевести вину на исполнителей, на рядовых врачей. Хотя ведь не рядовые доктора принимают программы госгарантий и не они утверждают заниженные тарифы по оказанию медицинской помощи.
Еще год назад в интервью «Ленте ру» глава юридического департамента благотворительного фонда помощи осужденным «Русь Сидящая» Алексей Федяров предупреждал, что врачам нужно готовиться. У Следственного комитета далеко идущие планы на медицину. Уже больше года ведомство совместно с Национальной медицинской палатой разрабатывают законопроект, который должен дополнить Уголовный кодекс статьями о врачебных ошибках.
— Для меня главным результатом нашей совместной работы со Следственным комитетом станет такая статья в УК, где будет написано, что за неумышленные осложнения врач не будет сидеть в тюрьме. Это принципиальный вопрос. В своем желании оградить врачей, прежде всего, от тюрьмы — мы всегда будем стоять на стороне врачебного сообщества, — в свое время подчеркивал Леонид Рошаль.
В конце июня 2019 года на федеральном портале нормативных правовых актов этот документ был опубликован и тут же вызвал скандал. Он предусматривал введение двух новых статей в УК РФ — ст. 124.1 «Ненадлежащее оказание медпомощи» и ст. 124.2 «Сокрытие ненадлежащего оказания медпомощи». Максимальный срок наказания по ним — до шести лет лишения свободы.
Провисев несколько часов, законопроекты были удалены. Позже в Следкоме объяснили, что по ошибке просто повесили старую версию законопроекта.
Алексей Федяров в прошлом прокурор, то есть человек хорошо знакомый с работой правоохранительной системы, не сильно верит в версию забывчивости.
— Если год назад к нам в «Русь Сидящую» доктора практически не обращались, то сейчас таких много. Мы оказываем консультационную помощь, — говорит он. — Но, к сожалению, не везде есть согласие на публичность. Врачи до последнего рассчитывают, что их поймут, услышат. Скажут: извините, мы поняли, как ошибались, вы не виновны. Идите с миром.
— Разве так не может быть? — недоумеваю я.
— Так никогда не бывает, — хмурится Федяров.
Он объясняет, что в традиционном смысле плана по поимке врачей у правоохранителей, конечно, нет. Вместо него — показатели прошлого года. Следователь должен сдать наверх больше уголовных дел. Допустим, было в прошлом году 100, значит в следующем — минимум 110 или 150. Иначе — признают неэффективным работником.
— Все дело в постановке задач, — продолжает Федяров. — Действительно, в медицине есть проблемы. Но если бы задача была поставлена разобраться объективно, тщательно, добросовестно — это одно. Но правоохранители пошли по другому пути: создаются спецотделы, в них набираются сотрудники. Значит эти сотрудники должны дать показатели по количеству направленных уголовных дел в отношении врачей в суд. То есть сегодня следователь приходит на работу и ищет дела. Потому что ничем другим, кроме преступлений в медицине, этим специалистам заниматься нельзя. И начинается лихорадочный поиск, все обращения извлекаются. Думаете, кто-то будет досконально что-то анализировать? Нет. Поэтому главный совет: если что-то с вами уже случилось, не ждите, что скоро само все рассосется. Если уверены в своей правоте — предавайте огласке. Тогда может появиться шанс.
Акулинин документально доказывает, что он не только не был лечащим врачом пациентки, но даже и не дежурил в тот день в стационаре больницы. Он вел поликлинический прием, спустился в стационар по делу и увидел женщину на 35 неделе беременности. Она стонала, жаловалась на сильные боли, но на нее никто не обращал внимания. События развивались в середине июля, когда практически все врачи гинекологического отделения, включая заведующую, — были в отпуске. И что странно — их никто не заменял.
Поскольку официально дежурящих врачей в отделении не было, Акулинин начал оказывать помощь женщине. Пациентка провела ночь в больнице, утром выяснилось, что ситуация начала усложняться — появилось подозрение на отслойку плаценты. Как и требовала инструкция, Сергей Акулинин пытался поставить в известность главврача больницы, но на месте его не оказалось, мобильный телефон был выключен. Тогда гинеколог сообщил об экстренной ситуации в Курский перинатальный центр. Оттуда санавиацией направили к ним операционную бригаду. Через три часа женщине была проведена операция кесарево сечение.
Но у ребенка развилась гипоксия — кислородное голодание мозга. В год девочке официально присвоили статус инвалида. Мать пытается доказать, что если бы ей сделали операцию безотлагательно, а не вызывали спецбригаду, дочь была бы сейчас здорова.
—У нас в Глушково не было условий для операции, — утверждает Сергей Акулинин. — Отсутствовал анестезиолог-реаниматолог, не было запаса компонентов крови, аппарат ИВЛ был законсервирован. Если бы я приступил к операции, то беременная и ее ребенок, скорее всего, умерли бы.
После шума, вызванного открытым письмом, Акулинина выпустили из следственного изолятора. В июле 2019 года Глушковский районный суд Курской области признал гинеколога виновным по ст.118 УК РФ (причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности). От уголовной ответственности суд освободил его за истечением срока давности преступления. Однако врач намерен обжаловать приговор.
Без перемен
Коптеева согласна, что против врачей развернута целенаправленная кампания. Но считает, что виноват в этом Минздрав.
— Ведомство годами утаивало факты, — говорит она. — Медицинская корпорация вставала горой на защиту белых халатов, даже в вопиющих ситуациях. Если бы проблемы решались своевременно, то ситуация не могла бы так бы накалиться. Даже сейчас продолжается политика умолчания. Конечно, уголовное наказание для врача — это перегиб. Ну так лоббируйте законы о медицинском страховании. Потому что сейчас у пациентов единственный вариант — это узнать правду через уголовное преследование.
По словам Коптеевой, несмотря на увеличение медицинских дел, работа медучреждений не меняется к лучшему. И часто в жалобах фигурируют одни и те же медицинские работники и медучреждения.
Фото: Кирилл Брага / РИА Новости
— Казалось бы, произошло у вас ЧП — разберите ошибки, посмотрите, где и что улучшить можно, чтобы в будущем такого не повторилось, — недоумевает юрист. — Но все повторяется снова. У нас, например, часто в судебных исках фигурирует Забайкальский перинатальный центр, Краснокаменская больница. С них взыскиваются в пользу пациентов достаточно большие суммы. Но ничего в работе не меняется.
По словам невролога, медицинского директора сети клиник «Семейная» Павла Бранда, попытка решить проблемы медицины с помощью уголовного преследования врачей — это все равно как попытаться тушить костер бензином.