Бледный огонь набоков о чем
Бледный огонь набоков о чем
Есть два типа людей: одни любят Толстого, другие — Достоевского. Все остальные варианты сортировки людей обычно кончаются плохо.
Странное дело: в русской (и не только) литературе невозможно найти двух других столь же масштабных и столь же идеологически/эстетически разных писателей-современников: подвалы сознания против диалектики души.
Даже их личные отношения (точнее — отсутствие оных) отдают мистикой:
— Достоевский и Толстой жили в одно время и очень высоко ценили прозу друг друга и, тем не менее, умудрились ни разу не встретиться лицом к лицу.
Однажды они оказались в одном зале, в 1878 году, в Петербурге, на лекции Соловьева. Но даже это совпадение места и времени не превратилось для них в полноценную встречу. Их общий друг, критик/философ, Николай Страхов, тоже был там и вполне мог их познакомить. Но — не стал. Почему — непонятно. Сейчас на эту тему можно только спекулировать 1 .
И вот еще интересный факт: незадолго до смерти Достоевский активно читал Толстого; и сам Толстой, перед тем, как уйти из Ясной Поляны, перечитывал «Братьев Карамазовых».
В двадцатом веке такой же причудливый, симметричный тандем составили, мне кажется, Хорхе Луис Борхес и Владимир Набоков. Они родились в разных странах, но в один год; а умерли в разные годы, но — в одной стране. В Швейцарии.
И чем громче звучали их имена, тем больше смысловых перекличек появлялось в их текстах и биографиях.
Как и Толстой-Достоевский, эти двое ни разу не пересекались лично, даже в одной аудитории не бывали (а жаль), не вели переписку и совсем ничего не написали друг о друге (что очень-очень странно). Борхес упомянул Набокова лишь однажды, да и то (какая ирония) в своем предисловии к «Бесам» Достоевского (это забавно еще и потому, что Борхес, конечно, знал об отношении Набокова к последнему; сам Борхес, к слову, был в команде Достоевского). Набоков несколько раз упоминал Борхеса в своих интервью. Впрочем, делал он это в присущем ему крипто-поди-разберись-что-имеется-в-виду-стиле.
Вот, например: «Упомянутых драматурга (Беккета) и эссеиста (Борхеса) воспринимают в наши дни с таким религиозным трепетом, что в этом триптихе я чувствовал бы себя разбойником меж двух Христосов».
Ну или вот такой факт из биографии: в романе Набокова «Ада» автором «Лолиты» числится писатель Осберх.
Оба писателя много лет посвятили преподавательской деятельности, читали лекции по литературе и написали сотни страниц толкований и комментариев к классике. Особый интерес оба питали к Сервантесу и Джойсу.
И все же к книгам они относились по-разному.
Неплохой иллюстрацией их отношений (точнее — отсутствия оных) может служить роман Набокова «Бледный огонь».
Роман входит в сотню самых важных текстов ХХ века по версии журнала Таймс (вместе с «Улиссом», «Радугой тяготения» и «Бесконечной шуткой»). И все же в России именно этот текст мастера почти — или совсем — не знают: у нас Набоков — автор «Лолиты», иногда — «Дара», «Защиты Лужина», «Других берегов» и «Приглашения на казнь». Остальных книг он словно бы и не писал.
И это странно. Ведь «Бледный огонь», пожалуй, один из самых хитроумных, необычных и мастерски сделанных романов за всю историю литературы. И слово «роман» я здесь использую лишь за неимением более точного определения.
На первый взгляд «Огонь…» кажется по-настоящему борхесовским текстом. Ведь, строго говоря, именно Борхес изобрел (или — сделал модным) жанр под названием «комментарий к вымышленному/ненаписанному роману» 2 .
«Бледный огонь» — это построчный комментарий к поэме вымышленного поэта, написанный — скорее всего — вымышленным (если не вымышленным, то уж точно сумасшедшим) человеком.
Идея написать роман-комментарий пришла к Набокову в конце 50-х, когда он работал над подробным англоязычным комментарием к «Евгению Онегину». В.В. был ужасно недоволен корявыми английскими переводами Пушкина, и раздражали его не столько утраченные интонации оригинала (хотя и они, конечно, тоже), сколько банальные ляпы в местах, где переводчики жертвовали сутью стиха ради хорошей, яркой рифмы, и смысл строки при переводе часто менялся чуть ли не на противоположный 3
И в этом контексте «Бледный огонь» выглядит именно как попытка Набокова обыграть (и спародировать) идею художественного перевода и толкования/комментирования книг (в особенности — поэзии).
Структурно роман (точнее — его сюжет и замысел) построен именно на этом — на ложных толкованиях и корявых переводах, иногда до неузнаваемости искажающих смысл текста.
Намек на это есть уже в названии, которое отсылает нас к строчке Шекспира: «the moon’s an arrant thief, And her pale fire she snatches from the sun» («Луна — это наглый вор, И свой бледный огонь она крадёт у солнца»).
Название можно понимать двояко. С одной стороны — это мотив воровства чужой славы, зависти и противостояния автора и толкователя в борьбе за смыслы. С другой стороны под «бледным огнем» здесь понимается переведенный и/или «откомментированный до неузнаваемости» текст, утративший свой настоящий свет/смысл.
Сам роман состоит из двух частей:
1) поэма из 999 строк, за авторством Джона Шейда
2) построчный комментарий к поэме, написанный университетским коллегой Шейда, Чарльзом Кинботом.
Набоков безжалостен к своему герою-комментатору-филологу (даром, что сам много лет зарабатывал на жизнь именно этим).
Кинбот — поклонник, близкий друг и толкователь творчества Джона Шейда, без конца хвастается/бравирует своей дружбой с великим поэтом, но при этом, комментируя его стихи, допускает досаднейшие ошибки, цитирует не те источники и ослепленный собственной самоуверенностью делает очевидно неверные выводы. Даже когда речь идет о названии поэмы (собственно, «Pale fire»), он умудряется накосячить и не замечает отсылки, потому что использует не оригинальный текст Шекспира, а корявый перевод с английского на свой родной (зембляндский) язык.
Набоков всю жизнь получал (и до сих пор получает) от критиков упреки в том, что его проза симметрична, как математическая теорема, а сюжеты настолько продуманны, что напоминают скорее шахматные задачи, чем жизненные ситуации.
«Бледный огонь» изначально производит такое же впечатление — он кажется чисто филологическим/лингвистическим текстом, лабиринтом аллюзий, насмешкой над нерадивыми толкователями/переводчиками.
Во всех этих интертекстуальных играх разума, помимо прочего, можно увидеть, конечно, и тычок локтем в ребра Борхесу — главному (и самому известному) в ХХ веке специалисту по толкованию чужих текстов.
И все же при внимательном чтении (и особенно — при перечитывании) «Бледный огонь» вовсе не кажется «холодным» и «безжизненным» (а эти ярлыки преследуют его с самого момента публикации).
На деле же (какую бы цель ни ставил перед собой Набоков) «Бледный огонь» — это в первую очередь история о непостижимости настоящего, история об искажениях и ложных смыслах, которые всегда неизбежно возникают между автором и его по/читателями. История грустная и даже трагическая (напоминающая притчу о Вавилонской Башне). И очень жизненная, что бы там ни говорили критики и не-любители Владимира Набокова 4 .
1. В «Воспоминаниях» Анны Григорьевны Достоевской даже есть упоминание об этой не-встрече — ее разговор с Толстым:
— Я всегда жалею, что никогда не встречался с вашим мужем.
— А как он об этом жалел! А ведь была возможность встретиться — это когда вы были на лекции Владимира Соловьева в Соляном Городке. Помню, Федор Михайлович даже упрекал Страхова, зачем тот не сказал ему, что вы на лекции. «Хоть бы я посмотрел на него, — говорил мой муж, — если уж не пришлось бы побеседовать».
— Неужели? И ваш муж был на той лекции? Зачем же Николай Николаевич мне об этом не сказал? Как мне жаль! Достоевский был для меня дорогой человек и, может быть, единственный, которого я мог бы спросить о многом, и который бы мне на многое мог ответить».
2. см. «Тлён, Укбар, Orbis Tertius», «Приближение к Альмутасиму», «Пьер Менар, автор «Дон Кихота» и «Анализ творчества Герберта Куэйна»
3. Бродский, кстати, тоже в свое время пришел в ужас от американских переводов русской литературы в исполнении Констанс Гарнетт: «Причина того, что англоговорящие читатели едва ли могут объяснить разницу между Толстым и Достоевским, заключается в том, что они читают не прозу первого или второго. Они читают Констанс Гарнетт».
4. В одном из интервью, сразу после публикации «Бледного огня», Набоков заметил: «Можно, так сказать, подбираться ближе и ближе к реальности; но вы никогда не подберетесь к ней достаточно близко, потому что реальность — это бесконечная череда ступенек, уровней восприятия, тайников, а потому она непостижима, недостижима».
Бегущий по лезвию 2049, или как Набоков превратил искусственного человека в настоящего
Голос: Повторите три раза. Клеток, связанных внутри.
Ответ: Клеток, связанных внутри. Клеток, связанных внутри. Клеток, связанных внутри.
Голос: Каково это разительно отличаться от людей?
Ответ: Явственно. Явственно до жути.
Второе непонятное, в фильме присутствует роман Владимира Набокова «Бледный огонь» о котором я только слышал, но не читал и даже не представлял о чем он. Но щепетильность подхода создателей картины к фильму поражала и я прекрасно понимал, что появление этой книги в продолжении великой фантастики просто так не может быть.
Так вот, я все-таки прочитал «Бледный огонь» и сразу пишу этот текст, пока память свежа. Литературоведы называют этот роман, написанный на английском языке антироманом. Кстати, такого понятия я ранее никогда не слышал. Произведение состоит из четырех частей.
Не буду вдаваться в подробности первой, третьей и четвертой части. К делу имеет отношение только вторая часть.
Кроваво-черное ничто взмесило
Систему тел, спряженных в глуби тел,
Спряженных в глуби тем, там, в темноте
Спряженных тоже. Явственно до жути
Передо мной ударила из мути
Фонтана белоснежного струя.
Именно этот факт, дал возможность Шейду понять, что смысл жизни не в ответах, а в движении к ним. Так как поиск конкретного результата ни что иное, как иллюзия. Иллюзия окончательного сформированного осознания истины, где совпадения и опечатки могут быть поняты совершенно неверно.
Теперь проведем к аналогии с фильмом. Герой Гослинга убежден, репликант это всего лишь медицинская репродукция человека с улучшенными некоторыми качествами, где нет места душе. То есть человек представляет собой некую асимптотическую сущность, которая так и останется до конца непонятой. Агент Кей видит сон наяву, свое детство и понимает, что он возможно человек, что само по себе чудо. Он подобен Пиноккио, желание стать человеком превращается в навязчивую идею.
Так для чего у репликантов в наличии странное произведение Набокова? Они его помнят построчно и не понимают главного посыла. Если кто-то ищет смысл жизни, которого, скорее всего банально не существует, то это и делает любое создание человеком. При проверке репликаты просто цитируют «Бледный огонь», на задаваясь лишними вопросами. Но когда их реакция на строки начинает меняться, то это становится опасно. «Машина» что-то почувствовала. В конечном итоге, Кей начал ощущать себя человеком и стал большим человеком, чем все остальные, даже чем его генетическая сестра из образцов которой, его воспроизвели. Она живет в придуманном мире, который симулирует ежедневно, а он дышит полной грудью. Она человек настоящий, Он человек искусственный, но только Он осознает красоту.
В конце концов, пока не удалось найти окончательных ответов на одни из главных вопросов. Что такое сознание и главное, кто им обладает? Что делает человека человеком? Понял ли я «Бледный огонь» Набокова? Мечтают ли андроиды об электроовцах?
«Бледный огонь» Набокова и «два килограмма» Поляринова
Романист и переводчик «Бесконечной шутки» собрал под одной обложкой почти два килограмма своих размышлений об англоязычных книгах
Обложка и фрагмент предоставлены издательством
Алексей Поляринов. «Почти два килограмма слов»
«Бледный огонь»: метароман Набокова
Есть два типа людей: одни любят Толстого, другие — Достоевского. Все остальные варианты сортировки людей обычно кончаются плохо.
Странное дело: в русской (и не только) литературе невозможно найти двух других столь же масштабных и столь же идеологически/эстетически разных писателей-современников: подвалы сознания против диалектики души.
Даже их личные отношения (точнее — отсутствие оных) отдают мистикой: Достоевский и Толстой жили в одно время и очень высоко ценили прозу друг друга и тем не менее умудрились ни разу не встретиться лицом к лицу.
Однажды они оказались в одном зале, в 1878 году, в Петербурге, на лекции Соловьева. Но даже это совпадение места и времени не превратилось для них в полноценную встречу. Их общий друг, критик/философ Николай Страхов, тоже был там и вполне мог их познакомить. Но — не стал. Почему — непонятно.
И вот еще интересный факт: незадолго до смерти Достоевский активно читал Толстого; и сам Толстой перед тем, как уйти из Ясной Поляны, перечитывал «Братьев Карамазовых».
В ХХ веке такой же причудливый, симметричный тандем составили, мне кажется, Хорхе Луис Борхес и Владимир Набоков. Они родились в разных странах, но в один год; а умерли в разные годы, но — в одной стране. В Швейцарии.
И чем громче звучали их имена, тем больше смысловых перекличек появлялось в их текстах и биографиях.
Как и Толстой — Достоевский, эти двое ни разу не пересекались лично, даже в одной аудитории не бывали (а жаль), не вели переписку и совсем ничего не написали друг о друге (что очень-очень странно). Борхес упомянул Набокова лишь однажды, да и то (какая ирония) в своем предисловии к «Бесам» Достоевского (это забавно еще и потому, что Борхес, конечно, знал об отношении Набокова к последнему; сам Борхес, к слову, был в команде Достоевского). Набоков несколько раз упоминал Борхеса в своих интервью. Впрочем, делал он это в присущем ему крипто-поди-разберись-что-имеется-в-виду-стиле.
Вот, например: «Упомянутых драматурга (Беккета) и эссеиста (Борхеса) воспринимают в наши дни с таким религиозным трепетом, что в этом триптихе я чувствовал бы себя разбойником меж двух Христосов».
Ну или вот такой факт из биографии: в романе Набокова «Ада» автором «Лолиты» числится писатель Осберх.
Оба писателя много лет посвятили преподавательской деятельности, читали лекции по литературе и написали сотни страниц толкований и комментариев к классике. Особый интерес оба питали к Сервантесу и Джойсу.
И все же к книгам они относились по-разному.
Неплохой иллюстрацией их отношений (точнее — отсутствия оных) может служить роман Набокова «Бледный огонь».
Роман входит в сотню самых важных текстов ХХ века по версии журнала Time (вместе с «Улиссом», «Радугой тяготения» и «Бесконечной шуткой»). И все же в России именно этот текст мастера почти — или совсем — не знают: у нас Набоков — автор «Лолиты», иногда — «Дара», «Защиты Лужина», «Других берегов» и «Приглашения на казнь». Остальных книг он словно бы и не писал.
И это странно. Ведь «Бледный огонь», пожалуй, один из самых хитроумных, необычных и мастерски сделанных романов за всю историю литературы. И слово «роман» я здесь использую лишь за неимением более точного определения.
«Бледный огонь» — это построчный комментарий к поэме вымышленного поэта, написанный — скорее всего — вымышленным (если не вымышленным, то уж точно сумасшедшим) человеком.
Идея написать роман-комментарий пришла к Набокову в конце 50-х, когда он работал над подробным англоязычным комментарием к «Евгению Онегину».
И в этом контексте «Бледный огонь» выглядит именно как попытка Набокова обыграть (и спародировать) идею художественного перевода и толкования/комментирования книг (в особенности — поэзии).
Структурно роман (точнее — его сюжет и замысел) построен именно на этом — на ложных толкованиях и корявых переводах, иногда до неузнаваемости искажающих смысл текста.
Намек на это есть уже в названии, которое отсылает нас к строчке Шекспира: «The moon’s an arrant thief, / And her pale fire she snatches from the sun» («Луна — это наглый вор, / И свой бледный огонь она крадет у солнца»).
Название можно понимать двояко. С одной стороны, это мотив кражи чужой славы, зависти и противостояния автора и толкователя в борьбе за смыслы. С другой стороны, под «бледным огнем» здесь понимается переведенный и/или «откомментированный до неузнаваемости» текст, утративший свой настоящий свет/смысл.
Сам роман состоит из двух частей:
Набоков безжалостен к своему герою-комментатору-филологу (даром, что сам много лет зарабатывал на жизнь именно этим).
Кинбот — поклонник, близкий друг и толкователь творчества Джона Шейда, без конца хвастается/бравирует своей дружбой с великим поэтом, но при этом, комментируя его стихи, допускает досаднейшие ошибки, цитирует не те источники и, ослепленный собственной самоуверенностью, делает очевидно неверные выводы. Даже когда речь идет о названии поэмы (собственно, «Pale fire»), он умудряется накосячить и не замечает отсылки, потому что использует не оригинальный текст Шекспира, а корявый перевод с английского на свой родной (зембляндский) язык.
Набоков всю жизнь получал (и до сих пор получает) от критиков упреки в том, что его проза симметрична, как математическая теорема, а сюжеты настолько продуманны, что напоминают скорее шахматные задачи, чем жизненные ситуации.
«Бледный огонь» изначально производит такое же впечатление — он кажется чисто филологическим текстом, лабиринтом аллюзий, насмешкой над нерадивыми толкователями/переводчиками. Во всех этих интертекстуальных играх разума, помимо прочего, можно увидеть, конечно, и тычок локтем в ребра Борхесу — главному (и самому известному) в ХХ веке специалисту по толкованию чужих текстов.
И все же при внимательном чтении (и особенно — при перечитывании) «Бледный огонь» вовсе не кажется «холодным» и «безжизненным» (а эти ярлыки преследуют его с самого момента публикации).
Было бы нечестно и глупо трактовать эту книгу лишь как издевку над переводчиками и толкователями. Ну подумайте сами: разве станет писатель сочинять огромную поэму и создавать вокруг нее сложнейшую мифологию лишь для того, чтобы досадить кому-то? Я думаю, нет. В конце концов, есть миллион более простых и менее энергозатратных способов послать своих комментаторов в ж***.
1 См. «Тлён, Укбар, Orbis Tertius», «Приближение к Альмутасиму», «Пьер Менар, автор „Дон Кихота”» и «Анализ творчества Герберта Куэйна».
2 Бродский, кстати, тоже в свое время пришел в ужас от американских переводов русской литературы в исполнении Констанс Гарнетт: «Причина того, что англоговорящие читатели едва ли могут объяснить разницу между Толстым и Достоевским, заключается в том, что они читают не прозу первого или второго. Они читают Констанс Гарнетт».
3 В одном из интервью, сразу после публикации «Бледного огня», Набоков заметил: «Можно, так сказать, подбираться ближе и ближе к реальности; но вы никогда не подберетесь к ней достаточно близко, потому что реальность — это бесконечная череда ступенек, уровней восприятия, тайников, а потому она непостижима, недостижима».
СОДЕРЖАНИЕ
Новая структура
Взаимодействие между Кинботом и Шейдом происходит в вымышленном маленьком студенческом городке Нью-Уай, Аппалачи, где они живут через переулок друг от друга с февраля по июль 1959 года. Кинбот пишет свой комментарий с тех пор по октябрь 1959 года в туристической хижине в столь же вымышленный западный город Седарн, Утана. Оба автора рассказывают о многих более ранних событиях, Шейд в основном в Нью-Уай и Кинботе в Нью-Уай и в Европе, особенно в «далекой северной стране» Зембла.
Краткое содержание сюжета
Поэма Шейда отвлеченно описывает многие стороны его жизни. Песня 1 включает его ранние встречи со смертью и проблески того, что он считает сверхъестественным. Песня 2 о его семье и очевидном самоубийстве его дочери Хейзел Шейд. Песня 3 фокусируется на поисках Шейда знаний о загробной жизни, кульминацией которых является «слабая надежда» на то, что высшие силы «играют в игру миров», о чем свидетельствуют очевидные совпадения. Песня 4 предлагает подробности повседневной жизни и творческого процесса Шейда, а также мысли о его стихах, которые он считает средством как-то понять вселенную.
Пояснение к названию
Первоначальный прием
После того, как репутация Набокова была реабилитирована в Советском Союзе (его романы начали публиковаться в 1986 году, а первая книга, полностью состоящая из произведений Набокова, была напечатана в 1988 году), « Бледный огонь» был издан в 1991 году в Свердловске (в русском переводе Сергея Ильина).
Интерпретации
Некоторые читатели сосредотачиваются на очевидной истории, сосредотачиваясь на традиционных аспектах художественной литературы, таких как отношения между персонажами. В 1997 году Брайан Бойд опубликовал широко обсуждаемое исследование, в котором утверждалось, что призрак Джона Шейда повлиял на вклад Кинбота. Он расширил это эссе до книги, в которой он также утверждает, что для того, чтобы вызвать стихотворение Шейда, призрак Хейзел Шейд побудил Кинбота рассказать Шейду о своих заблуждениях Земблана.
Тем не менее другие читатели преуменьшают значение любой «реальной истории» и могут сомневаться в ее существовании. Во взаимодействии аллюзий и тематических связей они обнаруживают многогранный образ английской литературы, критики или проблески высшего мира и загробной жизни.
Ссылки и ссылки
Первые две строки 999-строчного стихотворения Джона Шейда «Бледный огонь» стали наиболее цитируемым двустишием Набокова:
Я был тенью свиристеля, убитого
ложной лазурью в оконном стекле.
Книга также полна ссылок на культуру, природу и литературу. Они включают:
Личная интерпретация Pale Fire В.В. Набокова BR 2049
And blood-black nothingness began to spin
A system of cells interlinked within
Cells interlinked within cells interlinked
Within one stem. And dreadfully distinct
Against the dark, a tall white fountain played.
Спасибо пикабушнику @odno.kino. В его посте значится такой перевод:
«Кроваво-черное ничто взмесило
Систему тел, спряженных в глуби тел,
Спряженных в глуби тем, там, в темноте
Спряженных тоже. Явственно до жути
Передо мной ударила из мути
Фонтана белоснежного струя.»
***
И тьма без массы воссияла
Разбив оковы массы старых тел
Воззрев огранку новых тел!
Связанных вместе. Связанных до жути
Разбив осколки старых стен,
Встал вверх. Встал до жути.
Фонтан бил вверх, белее всяких стен.
Философия будущего
Философия середины-конца XIX века подарила человечеству нечто большее, чем планы социального переустройства или две мировые войны. Она подарила нам надежды на лучшее будущее. Неважно в каком виде и при каком порядке. Факт в том, что оно у нас появилось. А вслед за этими надеждами появились они, писатели-футуристы, кого ныне называют фантастами. Эдгар Бероуз, Станислав Лем, Роберт Хайнлайн, Рей Брэдбери, Айзек Азимов. Их были десятки.
А затем фантастика становилась реальностью. Спутник. Полет в космос. Человек на луне. Микроволновка. Химиотерапия. Антибиотики. Казалось, что Человеку покорно все. Одни готовились покорить Марс, другие изучали Венеру. Вояджеры стартовали за пределы Солнечной системы. В Великое Ничто ушли «Мир. Ленин. СССР» и «Послание «Аресибо»». На пыльных тропинках далеких планет появлялись наши следы. Воплощенное ожидание близкого счастья. Счастья покорения Вселенной.
На несколько лет нас погрузило в недалекое будущее, в котором царили утвержденные Стерлингом в предисловии к «Сожжение Хром» hi tech low life, после чего наступил закономерный отказ систем. Такого неуютного и неприглядного не хотелось никому. А затем закончилась Холодная война, из-за чего все радостно провозгласили «конец истории» и наступление всеобщего счастья вот здесь и вот сейчас.
Мода на реализм пришла даже в жанр изначально литературно-сказочный. Просто однажды кто-то взял и вместо Толкина водрузил на стол Черный Отряд вместе с Гервантом из Рыбли и сказал «ВОТ ТАК НАДО!». И понеслась. Словно бы все разом решили переплюнуть друг друга в максимально дословном привнесении своей мерзости и натуралистичности в сказку.
Что ж. Теперь мы все живем в реальности. С широким спектром предлагаемых достоинств. Всеобщее счастье. Всем. Даром. Даже с гарантированным посмертием от кого-нибудь.
Вот только будущего у нас нет.
Автор: Александр Викторов
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!