Женщина на улице кричала так что содрогалось все вокруг
Сталинская Маргарита
Её называли символом сталинской пропаганды, а она была ещё и просто женщиной. Ей приписывали всяческие грехи, но никто не удосужился прочитать её стихи вне временного контекста
Даже чуткая Ахматова в своё время назвала её Алигерицей, но за суровым образом хищницы была трогательная и хрупкая душа поэтессы, оставившей после себя проникновенные воспоминания о своей великой соотечественнице. И пусть сегодня мало кто знает стихи Маргариты Алигер, но ведь она была, жила, писала и страдала.
Те же, кто помнит, вновь обратятся к строчкам, вышедшим из-под пера женщины с непростой судьбой.
Позднее она писала: «Мне кажется, что в моей писательской судьбе развитие вглубь вообще всегда шло за счёт очень нелёгкой жизни, в которой мне ничто не давалось просто…» Маргарита Алигер родилась 7 октября 1915 года в семье композитора в Одессе.
Там же закончила школу-семилетку. А в начале 30-х семья переехала в Москву.
И вскоре в журнале «Огонёк» появилась первая публикация будущей поэтессы. В 1938-м вышел её первый поэтический сборник «Год рождения», в котором она нарисовала образ своего молодого современника — энтузиаста первых пятилеток.
Но не только стихи на злобу дня прославили Алигер. В довоенные годы выходит её поэма «Зима этого года», которая рассказывает о мужестве матери, потерявшей своего ребёнка.
Тема, более чем трагичная, была слишком хорошо знакома Маргарите: «…меня постигло несчастье, страшнее которого ничего не могло быть, — после долгой тяжёлой болезни умер мой маленький сын.
Горе, потрясшее меня, перевернув мою душу, открыло в ней, видимо, новые источники жизненной и творческой энергии, и меня словно что-то швырнуло в работу. Это была бессознательная форма самозащиты, потому что работа, и только она, могла меня поддержать и спасти в то время».
А потом была войны, и в первые же дни погиб муж поэтессы, композитор Константин Макаров. А она писала стихи и работала военным корреспондентом в несломленном блокадой Ленинграде. Ей было непросто, но она не сломалась, а продолжала жить.
От легенды до потерь
Надо было пройти по следам Зои, расспрашивать о ней, встречаться с теми, кто знал её, с её близкими. Это было трудно — всё было так трагично и так недавно…»
Позднее Зоя Космодемьянская стала фактически «культовой фигурой»: на московских прилавках появились даже шоколадные наборы с её портретом. Тогда Алигер вступилась за честь своей героини и добилась того, что конфеты с изображением партизанки из продажи исчезли.
В 1943-м за поэму «Зоя» поэтесса была удостоена Сталинской премии. «Зоя» же сделала Алигер символом сталинской патриотической пропаганды…
После легендарной поэмы вышли ещё стихи, проникнутые духом послевоенного энтузиазма. Критики аплодировали и хвалили поэтессу за «оптимизм и веру в торжество коммунизма».
После смерти Сталина популярность и слава пошли к закату, а критики стали петь другие «песни». Поэму «Зоя» объявили «посредственной».
Но это не заставило Маргариту отказаться от своих прежних произведений: «Я понимала явления жизни именно так, как написала их тогда, и менять это отношение в соответствии с моими изменившимися представлениями было бы фальшью. Вот так это было. Так, а не иначе».
Жизнь была жестока к поэтессе: в 1956 году застрелился отец её младшей дочери Александр Фадеев. Именно тогда и родилось вот это пронзительное стихотворение:
Женщина на улице кричала
Так, что содрогалось всё вокруг.
…Это было самое начало
Грянувшего горя, грозных мук.
Будет боль жестокой и великой, —
Не измерить, не исчислить дней, —
И когда не станет сил для крика,
Люди скажут: полегчало ей.
И как же противно было читать в «Литературной газете» статью, опубликованную в 2003 году. В ней автор размышляет о смене эпох и походя оскорбляет ту, которая ему уже ничего не сможет ответить: «Сухая, как Баба Яга, напряжённая и цепкая Маргарита Алигер в очках с мощными стёклами, одна из охранительниц режима.
Одна из жён Александра Фадеева. Написала поэму про Зою Космодемьянскую.
В семидесятые взялась поддерживать молодых московских поэтов. Маргарита Алигер, как и подобает сказочной подруге Кощея, казалась бессмертной…
…Она и умерла незаметно, в Переделкине, где-то — тоже незаметно — похоронена. С уходом таких людей, как Маргарита Алигер, и начинается уход и смена эпох…»
Фактические и нравственные ошибки простим пасквилянту и вспомним прекрасные женские стихи «охранительнице режима»:
Светлые, прозрачные глаза
твёрдости остывшего металла…
Не о вас ли много лет назад,
смолоду, я думала, мечтала?
Поздно мне пришлось вас
повстречать,
да и посветили вы мне скупо…
Что же, мне об этом закричать?
Зарыдать?
Не стоит.
Поздно.
Глупо.
У каждого есть свой поэт, томик стихов которого хочется открыть в минуту трудную или радостную. Мало найдётся людей, которые скажут сегодня, что Алигер их любимый поэт, но это вовсе не говорит о необходимости цеплять ярлыки и изымать чьё-то творчество из литературы.
Можно, например, согласиться с тем, что поэтесса была апологетом сталинской пропаганды, а можно и предположить, что она просто оставалась верна своим идеалам, не отказывалась от своего прошлого, своих заблуждений, готова была нести за всё личную ответственность, без скидки на масштаб своей персональной вины. Да, она транслировала идеологию, но очевидно и искренне верила?
Но ведь кроме откровенно пропагандистских стихов остались и другие. Вот это, знаменитое, она написала в 1940-м:
Если я заболею,
к врачам обращаться не стану,
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
ночную звезду…
Однажды, ещё до войны, она, упоминая одного известного поэта, написала в письме к Владимиру Луговскому : «…Ему не надо, как нам с тобой, ждать «общего» настроения, взрываться в небо, носиться с какими-то даже ещё не строчками, а вздохами и задыханиями, которым суждено стать стихами…
Мне сладко мучиться, сладко дуреть от подступающих стихов». Алигер была такой, какой была.
И вот за этот юношеский эпистолярно-прозаический порыв ей можно многое простить и попытаться понять не только поэта, но и эпоху, в которой довелось жить этой талантливой в общем-то женщине. У неё есть стихи, в которых она перестаёт быть символом сталинской пропаганды, а остаётся просто женщиной, трогательной, несчастной, любящей, ранимой.