ты же так красива как вязь корана
Сад чужой: новый альбом Shortparis как музыка богатых
Вышел новый альбом одной из самых популярных петербургских групп 2010-х Shortparis. «Яблонный сад», кажется, укрепит их статус людей, тонко чувствующих местную действительность. Артем Макарский не уверен, что так должно быть, — и рассуждает о том, почему Rammstein лучше Shortparis, а также почему они на самом деле играют на одном поле.
В выходящей в июле книге о философии звука «Едва слышный гул» звукорежиссер и теоретик Анатолий Рясов рассуждает о том, что музыка по природе своей неясна и по сути своей лишена всякого смысла. Любой текст или разговор о музыке лишь разъясняет ее туманность, при этом в процессе перевода с музыкального на обычный язык многое теряется, поскольку музыка в некотором смысле устроена как речь, а любой перевод изначально обречен на потери. Рясов пишет: «Изъятие понимания — не случайный сбой, а нечто изначально присутствующее внутри коммуникации», чуть позже добавляя к этой мысли: «Самые интересные звуковые события случаются в докоммуникативной сфере».
Именно это самое обращение к докоммуникативному и хочется использовать, когда говоришь о новом альбоме Shortparis. Присутствие группы в публичном поле будто бы изначально закладывает желание интерпретации (чаще всего довольно свободной), вышеупомянутого растуманивания (которое разнится от респондента к респонденту), обсуждения заложенных смыслов (чаще всего плавающих и двойственных).
Иногда это доходит до комичного: в моем общении с представителями лейбла выяснилось, что я могу прочесть описание альбома, но не могу его цитировать и публиковать как комментарий. При этом он есть: и я, и мой редактор можем его прочитать. Мы также можем прочитать их интервью западным изданиям, которые они выбирают вместо местных, — но там их спрашивают о том, считают ли они себя крутыми. Эти ограничения, к которым прибегает группа и ее представители, кажутся очень подходящими ее публичному образу, построенному на ограниченном восприятии русского. Но прежде чем я вернусь к этому, я хотел бы воспользоваться советом Рясова и поговорить собственно о музыке.
На этом альбоме группа уходит от восточного влияния, которое можно было увидеть на предыдущем альбоме «Как закалялась сталь», и уже другими путями старается разнообразить свой инструментарий — хотя в одном из треков можно услышать что‑то похожее на ситар. Во многих треках «Сада» слышатся отголоски какого‑то рейва, удачнее всего это воплощается в сиренах трека «Скука» и звуках в концовке трека «Двадцать», удачно сочетающихся с перкуссией. Иногда, впрочем, эта электроника вызывает ненужные и лишние ассоциации, как это происходит с песней на стихи Мандельштама «Эта ночь непоправима», — каким бы ни был реальный источник этого вступления, нельзя избавиться от сравнений с «Idioteque» Radiohead.
Очень хорошо Shortparis удается добавить своей музыке напряжения, которое зацепит слушателя, привлечет его внимание, — лучше всего с этим справляется заглавный трек, в котором гитарный перегруз и синтезаторы прекрасно раскрывают настроение композиции. Удачно группа заходит на территорию блюза — а это всегда довольно опасная дорожка — в песне «Любовь моя будет тут»: нельзя не отметить то, как в припеве меняется голос Николая Комягина: он становится грязным, шершавым, словом, иным. В упомянутой ранее «Двадцать», музыкально лучшей песне на альбоме, Комягин, вообще склонный здесь к вокализам, междометиям и звукоподражаниям, выдает самый трогательный из таких моментов на альбоме.
Александр Гальянов (которого, по всей видимости, стоит благодарить за большую часть увлекательных заигрываний с электроникой) занимался сведением петербургской группы «Жарок». Не самая известная группа выросла из красноярского проекта «Дом моделей» — ее вокалист Иван Сердюк, переехав в Петербург, стал записывать музыку не менее интересную, чем играл раньше. На фестивале Awaz я стал свидетелем того, как группа постепенно становится культовой: небольшой зал клуба «Соль» был наполнен людьми, которые наизусть знали тексты песен, а новым начинали подпевать во второй половине. Звук «Жарка» кажется более теплым, чем у Shortparis, хотя ритмика их в чем‑то схожа, — и, надо сказать, для малоизвестной группы они удивительно доступны, пишут практически поп-песни.
Вспоминаются при прослушивании альбома и эксперименты с электроникой у москвича Ильи Мазо — кажется неслучайным, что и «Жарок», и Мазо обращаются к российской действительности, вскрывая в бытовом что‑то страшное или как минимум таинственное. Довольно разная поэтика двух музыкантов, впрочем, схожа в том, что, читая их тексты, слушатель может выстроить сюжет и представить себе картину знакомой ему действительности: шоссе, окруженное лесом, последний поезд метро, приехавшее в метели такси, загородный коттедж, где когда‑то ночевали друзья. С текстами Shortparis слушатель такой возможности как будто бы лишен или, по крайней мере, они излишне фрагментарны. Когда группа смешивает лозунги с узнаваемыми сценами, то цельной картины все же не получается.
Отдельные метафоры действительно дают понять, о чем идет речь. Однако с точки зрения смысла, идеологии эти тексты все еще не раскусить до конца. Уж слишком большое они дают пространство для интерпретации. Самой показательной в этом плане кажется вышеупомянутая «Двадцать». В ней поется о трупе классового врага, молодом пролетарии и зарплате в двадцать тысяч рублей — но эти слова невозможно воспринимать как заявления, только лишь как теги и подмигивания. Точно так же работает и «Аллах, Аллах» в «КоКоКо» и «Ты так же красива, как вязь Корана» в «Половине». Это не происламистская позиция, а лишь примета времени, важная, но лишенная изначального смысла.
Shortparis же старательно стараются говорить про здесь и сейчас. Однако проблема в том, что это самое здесь и сейчас у каждого разное, и вся Россия не сводится к тому набору тегов, что я перечислил в прошлом абзаце. Такой же синефилы видят Россию в фильмах Звягинцева. Однако хоть наша страна, безусловно, и вмещает в себя действительность Андрея Петровича, но ей одной не ограничивается.
Интересным образом эта игра на архетипах вызывает сравнение с Rammstein, великой группой, чьи лучшие песни работали в связи с противодействием страху Другого и страху Обыденного. Как и Shortparis, они тоже являются поп-группой, которая усиленно (или не очень) делает вид, что это не так. Shortparis, увы, проигрывают Rammstein в мелодике, поэтике и шоу — но стремятся явно в правильную сторону.
Прослушивание «Яблонного сада» также наводит на мысли о том, как современные британские группы ответили на действительность страны, переживающей Брекзит. Такие группы, как Squid и Black Midi, тоже находят себя в экспериментах и сложности, а не простоте мелодий (хотя Shortparis все-таки делают музыку попроще), страстно кричат о духе времени, они показывают слушателю свою техничность и свой бэкграунд. Кого‑то это неминуемо выводит из себя — как, например, меня.
К сожалению, жизнь при капиталистическом реализме такова, что как в русском, так и в английском языках популярна фраза «для бедных», намекающая на то, что объект обсуждения его не очень достоин и является лишь жалкой копией чего‑то получше. Shortparis — это совсем не для бедных, это для богатых, в том числе духовно. Каким бы ни был бэкграунд участников группы, какими бы ни были их взгляды, после пристального внимания «Радио „Свобода“» и «Ещенепознера» и подобных, их музыка становится музыкой для среднего класса.
При этом альбом Shortparis — это не сам акт просвещения, а наоборот, отчет о проделанной работе, рассказ о жизни Других. Единственный без шуток прекрасный поэтический момент альбома Комягин выдает в песне «Наше дело зрело»: обычный для него ритм текста вдруг прерывается историей о том, как заводские рабочие вдруг увидели слона. В этом разломе реальности проявляется настоящая красота момента — увы, единственного такого на альбоме. Нищета, как поется на альбоме в первом сингле «КоКоКо», пахнет скукой, а в треке «Скука», соответственно, говорится о комплексе вины каждого русского. В песне «Двадцать» не только сообщают о зарплате в пятнадцать тысяч, но и неловко огрубляют лексику словами «батя» и «фартит», попутно упоминая татуировку с куполами, вокруг которых — звезды. О куполах, как известно, куда лучше, точнее и ближе к людям уже спел Михаил Круг — оттого обращение к известному символу стоит в первую очередь воспринимать как нечто, заранее обреченное на поражение.
Облако тегов в данном случае воспринимается уже даже не как нежелание прямого высказывания, а популизм — безусловно, очень привлекательный. Это интеллектуальная музыка, которая будто бы требует от себя интеллектуального текста. Поэтому лучшее, что мы можем противопоставить ей: написать текст максимально простой, который расскажет о собственно музыке, а не о том, что ее заслоняет.
Текст песни «Наше Дело Зрело»
Shortparis Lyrics
Вот кусок
Пыльной руды
Мужики не горды
Надорвут животы
Вот глоток
Ядовитой воды
Мужики не горды
Откроют рты
Вот флажок
Разноцветная страна
Держит вместо креста
Тра-та-та-та
Только так
Подводят итог
Тонким ножичком в бок
Славным ножичком в бок
Так наше дело зрело
Вот ворона
Два чёрных крыла
Мальчик смотрит на клюв
Клюв метит в глаза
Чёрный пёс
Белой пастью чернея
Мальчик смотрит на зуб
Зубу нравится шея
Чёрный бык
От груди до хвоста
Мальчик смотрит на рог
Трата та та та
Таня Таня
В чёрном пальто
Мальчик смотрит в упор
Тане нравится дно
Тело
Так ее тело зрело
Как долго пить
Так долго искать конца
Как надо бить
Так кровь горяча горяча
Та-та-так!
Подводят итог
Тонким ножичком в бок
Славным ножичком в бок!
Дело
Так наше дело сгнило!
Наше дело
Сон пропал
Как утренний звон
Всю бригаду на ноги поднял
Но вдруг чем-то сдвинулся склон
И огромный как белый Урал
Вдоль цехов важно вышагал слон
Он устало всем телом дрожал
Как царственный мышечный трон
И смотрели в распашку глаза
И рождалось в мужицкой груди
Что-то гордое, как бирюза
Над трубой, в рваных пятнах зари!
Идущий к реке
Я в своем познании настолько преисполнился, что я как будто бы уже
сто триллионов миллиардов лет проживаю на триллионах и
триллионах таких же планет, как эта Земля, мне этот мир абсолютно
вот этой гармонии, от слияния с бесконечно вечным, от созерцания
великого фрактального подобия и от вот этого замечательного всеединства
своим вот этим, иди суетись дальше, это твоё распределение, это
твой путь и твой горизонт познания и ощущения твоей природы, он
несоизмеримо мелок по сравнению с моим, понимаешь? Я как будто бы уже
давно глубокий старец, бессмертный, ну или там уже почти бессмертный,
который на этой планете от её самого зарождения, ещё когда только Солнце
только-только сформировалось как звезда, и вот это газопылевое облако,
вот, после взрыва, Солнца, когда оно вспыхнуло, как звезда, начало
формировать вот эти коацерваты, планеты, понимаешь, я на этой Земле уже
как будто почти пять миллиардов лет живу и знаю её вдоль и поперёк
этот весь мир, а ты мне какие-то. мне не важно на твои тачки, на твои
яхты, на твои квартиры, там, на твоё благо. Я был на этой
планете бесконечным множеством, и круче Цезаря, и круче Гитлера, и круче
всех великих, понимаешь, был, а где-то был конченым говном, ещё хуже,
чем здесь. Я множество этих состояний чувствую. Где-то я был больше
подобен растению, где-то я больше был подобен птице, там, червю, где-то
был просто сгусток камня, это всё есть душа, понимаешь? Она имеет грани
подобия совершенно многообразные, бесконечное множество. Но тебе этого
разными ощущениями и разными стремлениями, соответственно, разное наше и
место, разное и наше распределение. Тебе я желаю все самые крутые тачки
Если на сон грядущий ежедневно читать эту мантру можно постичь дзен. Ну или в дурку попасть.
Если вы отправите СМС на номер 4343 (оплата согласно вашему текущему тарифу) то получите доступ к полной версии текста: