трансгендерный ребенок что не так с семьей
Егор Гор: Мы и наши родители, или Проблема принятия трансгендерных детей
Надо сказать, мама, которой на момент моего каминг-аута было почти 75, отнеслась к принятому мной решению… как бы это сказать… с удивлением. Да-да, иначе и не назовешь – она изрядно удивилась, но печали, испуга, агрессии и прочих сопутствующих, как я ни пытался увидеть, так и не нашел в ее реакции. Мне самому на тот момент было без трех месяцев сорок, и произошло все это ровно год назад. Правда, потом она сказала, что с мыслью переспала ночь, думала: «А может, пришла пора умирать?», но поразмышляла и решила, что мало что изменилось, ребенок всегда был необычным, так нехай таким и остается. Зато умный-добрый-хороший-любимый. В общем, теперь, спустя год, она в 70% называет меня в правильном роде и совершенно привыкла к мысли о том, кто я и как дальше буду жить.
Мне говорили: «Счастливчик! Повезло тебе с мамой!» И я соглашался. Ведь повезло далеко не всем. Однако с мамами ли? Или с их умением/неумением, желанием/нежеланием принять дитя, а не то, что они из него мысленно вылепили. Принять его/ее выбор и решение, а не пол.
Так случилось, что я уже несколько лет провожу группы поддержки для трансгендеров. Последнее время они переросли в формат психотерапевтических и я разделил их проведение со своим приятелем-психологом. И популярная тема, с которой к нам приходят и новички, и даже видавшие виды, прооперированные и сменившие документы трансгендерные люди – проблема взаимоотношений с родственниками, в первую очередь – с родителями.
Проблема эта очень широка и не ограничивается одним лишь принятием либо отвержением. У нее есть и другая сторона – та, которая раскрывается, когда человека приняли, изначально или после, но приняли целиком и полностью, без оговорок. И знаете, таких случаев не так и мало. Не берусь утверждать, считал ли кто-то статистику (думаю, вряд ли), но, по моим личным ощущениям – принимающих стало больше.
Несколько раз я слышал или сталкивался с трансгендерными тинейджерами, которых родители готовы принять даже в их непростом возрасте. Причем их не тащат в ближайший ПНД устанавливать диагноз, а штудируют интернет, находя лояльных психологов, имеющих опыт работы с такими людьми, и идут к ним. Часто приходят одни, поговорить, посоветоваться, как быть. Иногда приводят детей – мол, что делать, как помочь? Ведь документы ребенку пока не сменить по закону, а он в школу отказывается ходить… они действительно искренне хотят помочь, иногда даже переводя своего подростка на домашнее обучение или подыскивая для него новую школу, где договариваются с руководством, что ребенка называть надо вот так и никак иначе.
Иногда получается, иногда нет. Но сам факт того, что такие люди есть, и они – тоже мамы и папы трансгендерных людей – очень воодушевляет!
К сожалению, мне, как трансгендерному мужчине, с подростками и детьми даже в присутствии родителей сейчас в России работать нельзя. Поэтому наша группа строго регламентирована рамками «18+», и порой (с огромной печалью) мы вынуждены отказывать даже 17-летним ребятам и девушкам, порой уже студентам, которым так необходима помощь, поддержка и общение.
Но истории тех, кто старше, тоже бывают очень разные.
Самые большие сложности с родителями, конечно, возникают в момент каминг-аута. Ведь большинство из них склонны не замечать «странностей» своих «девочек-пацанок» и «нежных мальчиков» либо интерпретировать их именно как «странности», иногда раздражающие, иногда предписываемые подростковому возрасту либо чудаковатости самого ребенка, но уж никак не проявлениям трансгендерности как таковой. И вот однажды наступает день, когда дитя «внезапно» заявляет о своей принадлежности к другому гендеру либо – что еще страшнее и непонятней – отрицает наличие у себя гендера как такового.
Что делать? Как быть? Чаще всего, конечно, пытаются уговорить или практически насильно ведут к «чьему-то знакомому отличному» психологу или психиатру, который, конечно, и слыхом не слыхивал, что «такое» существует в природе, и в глаза вот это видит впервые… Но клеймо «отличного», «знатного» или «заслуженного» не позволяет не вынести вердикта и поставить какой-нибудь диагноз попроще – так, чтобы маме с папой было ясно сразу, что только лечить и никак иначе. Увы, чаще всего психиатры клеят диагноз «шизофрения», а психологи – стресс или депрессию. Правда, оговорюсь: все чаще стали встречаться адекватные психологи, работающие с человеком, а не с его гендером. И с родителями и их проблемами, а не выбором их ребенка.
Второй ужасающий финал каминг-аута – это отказ от ребенка, выставление его на улицу или полное игнорирование его желаний: «дурь одна на уме!» Я знаю случаи, когда родители не общаются с ребенком более 5 и даже 10 лет после каминг-аута. У кого-то (чаще это трансгендерные мужчины) родители, приписав психиатрические диагнозы, даже изымали маленьких детей и воспитывали их самостоятельно. Эти дети так никогда после этого своих трансгендерных родителей не видели и не знают, кто они, иначе – позор семье и самому ребенку, как считают бабушки и дедушки.
На группу поддержки как-то ходил трансгендерный мужчина, который уже будучи на гормонах, вынужден был с отвращением надевать женскую одежду, фотографироваться и посылать маме, которая жила очень далеко. А когда он не выдержал и все-таки попытался совершить каминг-аут – ему просто не поверили и устроили семейно-родственную травлю по телефону с угрозами и манипуляциями.
Да-да, случаются и угрозы по телефону от родителей и братьев/сестер… Нередки запугивания «слабыми сердцем матери» или «больной бабушкой». Кстати, и сами трансгендеры этим нередко грешат: например, узнав, сколько моей маме лет, накануне моего каминг-аута несколько моих трансгендерных приятелей округляли глаза и вопрошали: «А ты не боишься, что у нее сердце не выдержит?» Выдержало. Потому что это очень чуткое, но очень доброе и принимающее сердце. А еще мудрое…
Итак, не знаю, насколько адекватно в такой вот непростой и часто уникальной ситуации давать какие-то советы тем или другим, но, если проанализировать оценку ситуации с обеих сторон, можно сделать несколько заметок относительно того, как же лучше всего вести себя детям и родителям.
Трансгендерному ребенку (необязательно по возрасту, но по статусу)
Если вам угрожают / грозят отобрать детей / грозятся лишить имущества и т.п. – поищите адвокационную организацию в вашем населенном пункте или ближайшем к вам и без промедления обратитесь туда. Не поддавайтесь на провокации, но опасайтесь прямых угроз. Лучше перестраховаться.
Если родители испуганы, не понимают, что происходит, но в целом настроены на диалог – не теряйтесь! Постарайтесь объяснить все спокойно, толково, дайте почитать книги и сайты, пригласите к диалогу с авторитетным специалистом или родственником, который уже в курсе. Иногда могут помочь прошедшие все и толерантно настроенные родители других трансгендерных людей.
Если родители пытаются утверждать, что «для них ничего не переменилось» и отказываются принимать перемены – не торопитесь. Это одна из стадий принятия и, возможно, им просто нужно время. Если же дело затягивается, попробуйте возобновить разговор и предложить родителям посмотреть передачи, почитать книги и сайты о трансгендерах, сходить к психологу. Как бы невзначай расскажите историю другого трансгендера, которого родители принимают. Далее действуйте по обстоятельствам.
Если родители пытаются активно сопротивляться, но никуда вас не выгоняя, а наоборот, скорее, привязывая и манипулируя; если при этом они смакуют вашу реакцию, называя вас не тем именем или не в том роде, что вы бы хотели, – ситуация сложная, но не безвыходная. Возможно, тут вам придется взять волю в кулак и решиться начать жить отдельно, чтобы сберечь себя. Обстоятельства бывают самые разные, но ни в коем случае не ведитесь на провокации и не затягивайте. Поверьте: иногда самостоятельная жизнь делает нас гораздо увереннее и решительнее не только в наших глазах, но и в глазах наших близких. Своим поведением вы можете не просто показать, но и доказать им право на собственный выбор и свою волю на принятие глобальных решений своей жизни, даже вы еще довольно молоды.
Если родители сомневаются в правильности принятого вами решения, расстраиваются, переживают, плачут – отведите их к компетентному психологу, так как помощь в этом случае скорее всего нужна не вам, а им.
Родителям трансгендерных людей
Ваш ребенок сделал каминг-аут. Не паникуйте. На самом деле ничего страшного не произошло. Он ровно такой, каким был всего несколько минут назад, до того момента, как вам все это рассказал. Как человек, он совершенно не изменился. Поэтому и общаться с ним стоит как с таким же точно человеком, только испытывающим сейчас смешанные чувства – от серьезных опасений до состояния очищения, освобождения. Постарайтесь в первых же словах не ошибиться в роде. Вам сейчас невероятно трудно, но можно хотя бы избежать родовых окончаний и сразу следует уточнить, каким именем теперь ребенка называть. Если имя вам по каким-то причинам произносить трудно, можно выработать какое-то третье решение – придумать или вспомнить нейтральное прозвище или называть его/ее просто «ребенком» (это слово не утрирует рода и чаще воспринимается как более-менее адекватное. К слову, именно так поступила моя мама).
Вам хочется метать громы и молнии? Вам неприятно, не близко то, как теперь называет себя ваш ребенок? Вы категорически против свершившегося? Лучше постарайтесь немного успокоиться. Возьмите тайм-аут. Обдумайте все наедине с собой или посовещайтесь со своей второй половинкой. Постарайтесь не накручивать и не перегибать палку. Первое, чего вы не должны забывать: ваш ребенок как был вашим, так вашим и остается. И он переживает ничуть не меньше, чем вы. Сейчас он страдает и очень надеется на то, что вы пойдете хотя бы на диалог. Постарайтесь предоставить ему эту возможность.
Вам горько и обидно? Вы чувствуете себя оскорбленными? Ведь рожали и воспитывали вы представителя другого пола (вообще-то это называется «гендером», и ваш ребенок сможет вам рассказать, что это)? Но постарайтесь задуматься: ребенок мог родиться и мальчиком, и девочкой, неужели изначально вы любили бы его от этого меньше? Подумайте: за что вы любите своего ребенка? Неужели за его биологический пол? Или у него есть какие-то другие качества, которые вам всегда нравились, которые напоминали вам вас в его возрасте? Ведь в конце концов любить ребенка можно просто за то, что он ваш ребенок. А сейчас, кроме всего прочего, он очень нуждается в вашей поддержке и защите. Поговорите с ним, попробуйте понять его мотивы и стремления. Спокойным, обстоятельным разговором можно очень многое решить и уяснить для себя и успокоить его самого.
Вы твердо уверены, что ребенок психически нездоров и его срочно нужно госпитализировать? Могу вас успокоить: трансгендерные люди не признаются психически нездоровыми Всемирной организацией здравоохранения. Да и в России и ряде других стран человек с психиатрическим диагнозом имеет крошечные шансы на смену документов. То, что происходит с вашим ребенком, – осознание своей идентичности, то есть, по сути, момент психологический, а никак не патологический. Однако если ребенок заявил вам о своей трансгендерности, значит, у него наверняка есть разного рода сложности: от принятия другими, в том числе вами, его идентичности, до массы вопросов и грядущих проблем, связанных, возможно, со сменой документов, хирургическими операциями, каминг-аутом на учебе/работе и т.п. И все-таки, если у вас остаются какие-то сомнения, не спешите обращаться к первому попавшемуся специалисту. Поскольку проблема довольно редкая, то специалиста лучше всего поискать. Помочь в этом может и сам ваш ребенок, и Интернет. Обратиться к знающему психотерапевту вы можете как сами, так и со своим ребенком. Будьте осторожны и не попадитесь в руки несведущего психолога, а особенно психиатра. Поверьте: никакие «отлеживания» в стационарах в этом случае ни вам, ни ребенку не помогут, а только усугубят состояние стресса, т.к. лежать ему скорее всего придется в палате не по тому гендеру, который он для себя выбрал, а по паспортному полу. А это чревато для его психики и опасно агрессией со стороны тех, кто также находится в его палате.
Вы настроены решительно: ваш ребенок вас опозорил до седьмого колена, предал ваши интересы, стал темным пятном на вашей биографии? Вы намерены выгнать ребенка из дома и никогда в жизни больше с ним не общаться? Сто раз подумайте: чем вызван такой порыв? И кто в этой ситуации выглядит «темным пятном»? Человек, который захотел поделиться со своими родителями, или тот, кто испугался своей социальной репутации и побоялся трудностей и того, что ребенком, даже если тот переменит документы, можно гордиться, можно его уважать, помогать ему и защищать? Этот человек пройдет через многие сложности и невзгоды, он закалится и выживет, даже если вы лишите его дома. Но не станет ли такая потеря невосполнимой для вас? Ведь никто не застрахован и от собственных проблем, болезней и неприятностей. И возможно, когда-нибудь именно ваш брошенный ребенок придет вам на помощь, когда вокруг вас не будет никого.
Говорить на тему каминг-аута перед родителями можно еще очень много и долго. И все равно невозможно будет охватить всех вариантов ситуаций, всего спектра реакций и результата этого важного для трансгендерного человека события.
Однако хочется закончить цитатой из знаменитого австрийского психолога Виктора Франкла, прошедшего через ужасы нацистского концентрационного лагеря: «Невозможно полностью понять другого человека, если не любишь его».
Любите и принимайте друг друга, и тогда понимать будет гораздо проще.
Мой ребёнок — трансгендер Отец московского трансгендера рассказал The Village о многолетних попытках принять тот факт, что его дочь — на самом деле сын
Трансгендеры — люди, чьё внутреннее ощущение пола не совпадает
с физическим. Согласно словарному определению, такие индивидуумы «идентифицируют себя с полом, противоположным приписанному»,
или «имеют идентичности, выходящие за рамки бинарной гендерной системы». Многие до сих пор путают трансгендеров с трансвеститами, называя одних другими и наоборот, и даже внутри ЛГБТ-комьюнити трансгендеры часто сталкиваются с непониманием и отчуждением. Человек, страдающий от такого внутреннего конфликта и не встречающий понимания в обществе, испытывает сильный стресс. Однако нелегко и близким трансгендера, чья жизнь тоже бесповоротно меняется. The Village поговорил с москвичом, который однажды узнал, что его дочь — это на самом деле сын, и расспросил его о процессе принятия, реакции родственников и друзей, отношении к операции по смене пола и внуках.
Два образа
Мне 53 года, живу в Москве. Я отец ребёнка-трансгендера. Впервые он заговорил с нами, родителями, о своей гендерной идентичности, когда ему было 14 лет. С тех пор прошло 12 лет. Сейчас мы с женой уже почти полностью смогли принять тот факт, что наш ребёнок — так называемый F to M (то есть female-to-male; мужчина, биологически принадлежащий к женскому полу. — Прим. ред.).
Но это, конечно, произошло далеко не сразу, даже несмотря на то, что у нас
в семье очень откровенные и доверительные отношения.
Сейчас ребёнку 26 лет, он взрослый и ответственный человек. Помню, с раннего возраста он увлекался ролевыми играми. Интересы крутились вокруг вселенной Толкиена: «Властелин колец», «Сильмариллион». А любимым персонажем был Арагорн. Мы с женой всегда принимали самое деятельное участие в его жизни. Даже помогали ему шить костюмы: жена у меня почти профессиональный художник и многое умеет делать руками. В общем, слова типа «косплей»
и разговоры о разных образах в нашей семье были не в новинку. И когда ребёнок впервые поделился с нами своим внутренним ощущением гендера, мы сперва решили, что это снова какая-то игра.
Сперва мы старались дистанцироваться от любых серьёзных разговоров
на эту тему. Но нужно отдать должное ребёнку, он провёл с нами большую работу. Каждый раз он начинал очередной диалог осторожно. Он говорил:
«Я периодически чувствую себя так, будто живу в двух разных образах.
Но в реальности это не всегда просто образ».
Нам казалось невозможным ругать или осуждать его. Другое дело —
сложно было понять, что это не просто каприз. Всё это время ребёнок очень деликатно всё объяснял, не входя при этом в конфронтацию и не устраивая скандалов. Благодаря этому последние пять лет мы воспринимаем ситуацию
как нормальную часть своей жизни. Может быть, этому способствовали стабильные отношения ребёнка и его партнёра. Да и во всех остальных
областях жизни — в учёбе и работе — у него всё нормально.
Нервозность и общее напряжение сохранялись в семье несколько лет. Но мысль
о том, что нужно прервать с ребёнком отношения из-за этого, даже не приходила нам в голову. Хотя путь был трудный. Даже с супругой мы не всегда могли откровенно об этом поговорить.
Мы всю жизнь растили дочку. И с трудом смогли принять
тот факт,
что теперь это сын
Внутренний конфликт
Нам потребовалась колоссальная внутренняя работа. Первым трудным этапом стало принятие того, что перед нами — другой человек. Нужно было время, чтобы осознать: то, что мы вместе пережили, связано с другой жизнью другой девочки. Это важная история, но она осталась в прошлом, в нашей памяти,
и теперь к нам отношения не имеет.
А мы ведь всю жизнь растили дочку. И с трудом смогли принять тот факт,
что теперь это сын. Но сыном его называть нам всё ещё сложно, даже в личном разговоре. Поэтому обычно мы говорим «ребёнок». Иногда жена случайно, в пылу эмоций, может обратиться к ребёнку в женском роде или назвать его «она».
Даже после того как мы всё узнали, мы долго продолжали наряжать ребёнка
в платья, а я ещё долго проявлял нечуткость. Не со зла и не нарочно, конечно. Например, когда у ребёнка был выпускной в школе, я купил ему праздничных платьев. Как ему было некомфортно! Но он смог обыграть ситуацию, чтобы
не травмировать ни нас, ни других родителей (одноклассники уже давно знали): на торжественной части он был в платье и накрашен, а весь оставшийся вечер — одет как мальчик.
В школе, кстати, у нас было по-разному. В средних
классах ребёнок сталкивался с жуткой травлей, буллингом. Не могу сказать, что это связано именно с его гендерной идентичностью, но травля была — даже не хочу вспоминать об этом. Потом мы уехали в Штаты, и там пару лет он ходил в американскую школу. Затем мы вернулись в Россию,
в свою школу, и ребёнок смог провести там только год — настолько всё тяжело сложилось. Поэтому пришлось перевестись в другую, где у ребёнка были замечательные отношения с одноклассниками. Ребята и учителя называли его мужским именем и воспринимали совершенно спокойно.
По сравнению со сменой пола всё остальное кажется нормой.
И главный барьер — взаимодействие
с людьми
С родственниками другая история. Год назад после тяжёлой онкологии
умерла мама моей супруги, с которой у всех у нас были самые тёплые близкие отношения. Ребёнок её очень любил и не хотел при жизни её травмировать.
Он нам сразу сказал, что не будет радикально менять внешность, пока бабушка жива. Я даже не могу себе представить, какой это ужасный внутренний конфликт: любить бабушку, но подсознательно ждать времени, когда ты сможешь освободиться.
Раньше ребёнок часто ходил в католическую церковь. Ходил и с друзьями,
и со своей подругой. Много разговаривал со святым отцом, надеясь, что в этой общине его примут таким, какой он есть. В Москве всего два подобных храма.
И довольно много трансгендеров, постоянно находящихся под давлением общества, ищут спасения и понимания именно в вере. Важно иметь возможность прийти в церковь, когда вы находитесь в затруднительном положении. Католическая церковь в России, очевидно, более восприимчива к людям,
чем РПЦ. Да и нынешний папа гораздо менее консервативен, чем предыдущий. Социальная обстановка внутри приходов тоже другая: у них молодёжный клуб есть, там играют на гитаре, и отношения между священником и паствой совершенно иные. Но, к сожалению, в храме его тоже не смогли полностью принять, и ребёнок тяжело это перенёс.
Пол в жизни и по паспорту
Вопрос о том, как и кем представляться новым людям, стоит перед трансгендерами довольно остро. Я спрашивал ребёнка об этом, и он говорил,
что старается никого не обманывать, насколько это возможно. Иногда собеседник сам из контекста всё понимает, иногда узнаёт со слов других людей. Но во многом степень откровенности зависит от человека, который перед тобой. Не будешь же всем встречным объяснять: «По паспорту я Ира, а по жизни — Вася». Ведь даже не каждый близкий готов воспринять такого личного свойства информацию.
Сперва не всегда можно понять, кто перед тобой: сейчас вокруг появилось много молодых людей с андрогинной внешностью. Но мы постоянно имеем дело с документами и общественными ограничениями. И часто трансгендеры остаются записаны теми, кем давно не являются. Зачем-то даже при регистрации на рейс ты должен указывать пол. Как вообще изменится твоё место в самолёте, если ты не женщина, а мужчина? Почему нет опции «иное»? Почему, даже будучи трансгендером, ты всё равно должен ходить строго в женский или строго в мужской туалет? Просто общество так решило.
Барьеры
Внутри трансгендера происходит постоянный жесточайший конфликт между желаемым гендером и тем, который дан ему природой. Смотришь в зеркало —
и постоянно живёшь в конфликте с самим собой. Из-за этого у нашего ребёнка развилась сильная дисфория — чувство психологического дискомфорта,
с которым сложно существовать. Он всегда был склонен к нервным срывам
и тяжёлым истеричным состояниям, а в последнее время они только обострились. Впрочем, последние четыре года он ответственно подходит
к этому: ходит к психотерапевту, принимает таблетки. Но чем дальше —
тем сложнее. Ведь он живёт в постоянном ожидании того, что всё вот-вот разрешится. Пусть годы ещё молодые, но они идут.
Когда в период полового созревания человек впервые сознаёт внутренний гендерный конфликт, ему кажется, что очень скоро всё образуется и сложится.
Но проходит время, и всё время находятся причины, которые не дают чему-то
в жизни устроиться. Речь идёт не только о медицинских показателях. В мире
в целом и в нашей стране в частности вопрос благополучия трансгендеров всё ещё стоит очень остро. Потому что для большинства людей, которые знают моего ребёнка, трансгендерность — это отклонение. По сравнению со сменой пола всё остальное кажется нормой. И главный барьер — взаимодействие с людьми, теми, кто окружал в прошлой жизни и кто окружает в нынешней.
Первое восприятие человека почему-то всегда происходит через пол.
Когда человек рождается, первым делом смотрят на цвет комбинезончика
и спрашивают, кто родился, мальчик или девочка. Не о том, хорошенький ли, здоров ли, не про цвет глаз или вес. А про его пол.
Терапия
Мы давно обсуждаем возможность операции по мастэктомии. Но ещё несколько лет назад нас буквально трясло при мысли об этом. Сейчас ребёнок не думает
о хирургическом вмешательстве с первичными половыми органами — для внешности основное значение имеют черты лица и грудь. На них же смотрят при смене документов, и здесь гормональной терапии и мастэктомии достаточно.
Гормональную терапию ребёнок уже начал. Гордо выпрямляется, говорит: «Смотри, у меня плечи шире стали». Ну окей, я только улыбаюсь в ответ.
Законодательно смена пола в нашей стране урегулирована очень плохо. Она вроде бы не запрещена, но получить разрешение не так просто. Многое зависит от региона. Например, Санкт-Петербург — город в этом смысле более развитый. Здесь были конкретный врач и его команда, которые работали с трансгендерами. Эти люди наблюдали пациента в течение года, убеждались, что он действительно психологически лицо другого пола. Хотя понятно, что с точки зрения операции
и гормонов процесс во многом обратимый, и многие, как мне рассказывал ребёнок, даже отыгрывают что-то назад.
Именно из-за этого врача и его команды ребёнок переехал
в Петербург. Но потом соратник Милонова (депутат петербургского Законодательного собрания Виталий Милонов. — Прим. ред.) устроил на этого врача травлю,
и вся команда была вынуждена прекратить работу
с трансгендерами, фактически бросив своих пациентов.
Это стало трагедией не только для нашего ребёнка,
но и для многих других трансгендеров. Более того,
мы так и не успели взять у этого врача справку о том,
что противопоказаний для гормональной терапии нет. Поэтому нам пришлось получать её платно, нелегально
и в спешке, за две недели. Теперь врачи боятся. Они идут
на свой личный риск, чтобы трансгендеры могли жить нормальной жизнью, а не были вынуждены из неё уходить.
Пока для меня
это непреодолимый барьер: открыто объявить своему окружению о том,
что мой ребёнок — трансгендер
Ситуация у нас в стране во многих смыслах пошла вразнос. Государство взяло курс на возврат к традиционным ценностям, что только усилило гомофобские враждебные настроения. До 2012 года мы жили без идеологии, а теперь получили в качестве опорной точки противопоставление неких выдуманных регрессивных ориентиров. Всё цепляется одно за другое. И мы, понятно, сейчас твердим ребёнку и его подруге, что надо уезжать. С одной стороны, ты уже страдаешь просто из-за психологического дискомфорта, а с другой — ты ещё должен постоянно бороться с общественным восприятием. Но здесь возникает очевидный вопрос: «Куда ехать, чем я там буду ценен? Здесь я что-то умею,
а там?»
Внуки
Нам, конечно, хотелось бы внуков. Не до паранойи, но тем не менее. В силу разных обстоятельств мы с женой сами не могли иметь так много детей,
как хотелось. Мы не зациклены на продолжении рода, но понятно,
что воспитывать новое поколение всякому в своё время хочется.
Сейчас мы гораздо меньше стали общаться с родственниками. Между собой
это никак не артикулируем, но в основном для того, чтобы избегать ненужных вопросов вроде «Ну, когда же там ваша уже выйдет замуж, когда детишки?».
Нам что, постоянно делать глупое лицо и так же глупо отвечать? Неприятно предавать таким образом своего ребёнка, чью жизнь и выбор мы приняли.
Пока для меня это непреодолимый барьер: открыто объявить своему окружению о том, что мой ребёнок — трансгендер. Кто-то из моих коллег понемногу что-то понял сам, но к полной публичности я не готов. Думаю, у жены то же самое.
Мы невольно сужаем круг общения. Понятно, что некоторые наши общие друзья ко всему отнеслись бы с пониманием, и всё же раскрывать такие вещи
ни я, ни супруга пока не готовы.
С ребёнком мы живём раздельно уже достаточно давно. Мои родители умерли,
и ребёнок поселился в их квартире вместе с подругой. Мы прекрасно общаемся — ходим в кафе и болтаем или просто сидим на лестничной клетке, курим
и разговоры разговариваем. Иногда гуляем в парке, но это реже. Ходим
на художественные выставки, иногда — в кино. Из старого любим «Форреста Гампа» и «Человека дождя». А так самое разное смотрим.