фанфик так не бывает ван ибо
Бездна имени Ибо
Обязательно посмотрите изумительную эстетику, которую сделала Jonhesi!
https://twitter.com/sonic1star/status/1327989940710412288
@spero1141 к этой истории сделала замечательный коллаж, спасибо большое!
https://twitter.com/sonic1star/status/1330904353755058176?s=20
Часть 1
За годы работы Сяо Чжань успел повидать достаточно многое. Поэтому не было ничего удивительного в том, что утром некоторых детей приводили папы, хотя, мамы, конечно, куда чаще становились жертвами обаятельной улыбки Сяо-лаоши. Так что Сяо Чжань не растерял дар речи и не замер в потрясении, когда у двери его группы появился высокий молодой человек, державший за руку сонную и переминавшуюся с ноги на ногу девочку в светлых колготках и красном платье в белый горох. Бросив в их сторону мимолётный взгляд, Сяо Чжань хихикнул, отметив, что колготки, судя по всему, были натянуты задом наперёд. С кем не бывает, подумал он. Сяо Чжань поприветствовал мужчину, безэмоционально кивавшего на слова заведующей детского сада и подошёл к говорившим, понимая, что речь была о том, что эта девочка теперь будет заниматься в его группе. – Сяо-лаоши, у вас в группе с сегодняшнего дня будет на одну ученицу больше. Это Ван Юи. Теперь за неё отвечаете вы, – изложила заведующая серьёзным тоном, видимо, пытаясь произвести на отца девочки благоприятное впечатление. Мужчина (на вид не больше лет 25) пронзительно посмотрел в лицо будущему воспитателю своего отпрыска, будто просвечивая рентгеном насквозь, и, не найдя в улыбчивых глазах и всей фигуре Сяо Чжаня никаких патологий, представился. – Ван Ибо, я отец Ван Юи. – Здравствуйте, господин Ван, – с поклоном добавил воспитатель. – Я Сяо Чжань, очевидно, воспитатель вашей дочери. Рад, что вы с Ван Юи выбрали мою группу. Хмурое лицо молодого отца чуть расслабилось и даже выдало тень улыбки. Сяо Чжаню стало чуть легче от мысли, что его, кажется, не воспринимают как мучителя и врага маленьких детей, и просиял в ответ, показывая тонкие линии ямочек. – Спасибо, – следом так называемый Ван Ибо переместил взгляд с Сяо Чжаня на дочь. – Юи-Юи, иди. Я вернусь за тобой вечером, как и договаривались. – Пап, – девочка отчаянно вцепилась отцу в ногу и подняла на него глаза, полные смутного страха и беспомощности. – Можно с тобой на работу, как вчера? – Нельзя, – тихо ответил отец, положив большую ладонь на плечо дочке, едва достававшей до его колена. Сяо Чжань почувствовал, что нужно взять ситуацию в руки и как-то вмешаться в сцену, грозившую безудержными слезами. Поэтому сел на корточки перед новой воспитанницей, чтобы быть одного с ней роста, и заглянул ей в глаза. – Привет! Меня зовут Сяо-лаоши. Как тебя зовут? Девочка помялась, поподжимала маленькие губы, вопросительно взглянула на отца снизу вверх – тот кивнул в ответ – и представилась. – Ван Юи. – Очень приятно, Ван Юи, – Сяо Чжань склонил перед девочкой голову, здороваясь. Та хлопала выразительными глазами в ответ и продолжала маленькими ладошками держаться (чуть ли не прятаться) за отцовскую ногу. – Твоему папе нужно на работу. Ему нельзя взять тебя с собой. Поэтому давай подождём его сегодня вместе? Вечером он тебя заберёт. Ван Юи недоверчиво смотрела на чужака, хмурила брови и молчала. Идея проводить время с чужим дядей ей нравилась не больше, чем отпускать папу на целый день. – Пока будем ждать, мы поиграем с другими ребятами и порисуем, – улыбался Сяо Чжань, ласковой интонацией вытаскивавший ребёнка на контакт. – Мы нарисуем папу? – робко спросила будущая воспитанница. – Мы обязательно нарисуем папу! К вечеру сделаем его портрет. Я тебе помогу. Согласна? Ван Юи отозвалась осторожным кивком и чуть расслабила пальцы на чёрной штанине отцовских брюк. Сяо Чжань с умиротворением отметил, что договориться с ней получилось. Это уже половина успеха в процессе воспитания юных умов. – Ура! – хлопнул в ладоши Сяо Чжань и заулыбался ещё шире. – Тогда скажи папе «пока», и пойдём играть. – Пока, – тоскливо отозвалась девочка, беспомощно глядя на статного отца. Тот сжимал пухлые губы, беспокоясь из-за необходимости оставить дочь в новом месте с незнакомым человеком. Всё же, это было лучше, чем везти её в офис, вызывая зубовный скрежет босса и зевоту ребёнка, уставшего возиться со степлерами и бумагой, пока папа чахнет над отчётами и актами. – Пока. Ван Юи, слушайся воспитателя. До вечера, – отец провёл по макушке младшей Ван. – Оставляю её на вас, воспитатель, – с некоторым вызовом добавил он. – Хорошо, – распрямляясь, ответил Сяо Чжань, становясь одного роста с серьёзным Ван Ибо (даже чуть выше). – Верну вам её в целости, сохранности и с вашим портретом, – заверил он, пряча руки в карманы своих спортивных штанов. – Договорились, – ненадолго улыбнулся отец. – До встречи. Сяо Чжань взял Ван Юи за ладонь, и несколько мгновений они вместе смотрели, как удалялся отец вместе с говорливой заведующей, стучавшей каблуками о кафельный пол в коридоре. Девочка вздыхала, нетерпеливо мяла пальцы Сяо Чжаня ладошкой, стеснялась, но в конце концов выдала, что хочет в туалет. Сяо Чжань быстро кивнул и потянул маленькую госпожу Ван к горшкам. Всё-таки его рабочий день был в разгаре, и раздумывать о том, почему переводом из садика в садик занимался отец, а не мать, времени не было. Вместо этого он занялся поиском подходящего горшка и следующим за ним переодеванием надетых задом наперёд колготок, чтобы юная госпожа Ван не чувствовала себя неловко среди ребят, кучившихся в углу группы и с интересом её рассматривавших. Всё новое всегда вызывает любопытство и кажется очень загадочным.
Однако на следующий день о своём вопросе Ван Ибо забыл напрочь, потому что они с Юи-Юи безнадёжно проспали и опаздывали – каждый на свою работу. Было уже не до вопросов – все они потерялись в завтраке на ходу – баоцзы из лотка у дома, залитыми сверху апельсиновым соком. Ван Ибо лишь надеялся, что от этого не прихватит желудок и что Юи-Юи всё-таки не зальёт сиденье, щедро сдабривая оранжевое пятно крошками. Конечно же, совершенно зря. Девочка облилась, и Ибо прошипел, увидев расползавшуюся по её колготкам лужу. Глянул на часы – пятнадцать минут до планёрки, а они даже ещё не в саду! – резко выкрутил руль влево, до рёва мотора продавил газ и рванул домой за чистыми колготками. Он бы раздолбал о руль телефон, сдохший посреди ночи, если бы мог на это отвлечься. Даже на острый психоз не осталось времени, просто ни минуты. Однажды Ибо всё выскажет Стиву Джобсу, создавшему не держащий заряд кусок металлического дерьма. Однажды. Не сейчас, когда он нёсся с дочкой по коридору сада, в одной руке зажимая чистые колготки. И не тогда, когда разобрал, что из-за двери группы доносилась музыка и прыжки с хлопками. Зарядка уже началась, и они опоздали даже на неё. Ибо выругался снова и начал одевать дочку в колготки прямо перед входом в группу, сев на корточки. Из заднего кармана тут же благополучно выскользнул телефон, и так достаточно испытывавший терпение в это утро. Ибо прорычал, царапнув ногтями по полу в попытке подобрать телефон, и остервенело задёргал резинку, натягивая колготки на притихшую дочку. Ван Ибо уже неоднократно подумал, что нужно было просто поручить их Сяо Чжаню, но кому что он собирался поручать, если они с дочкой опоздали? Расправившись с собравшейся гармошкой тканью, Ван Ибо осторожно приоткрыл дверь и увидел, как Сяо Чжань вместе с другой воспитательницей и двадцатью с лишним детьми пел песню и воодушевлённо и крайне увлечённо подпрыгивал, ударяя в ладоши над головой. Зрелище удивительное. Ибо даже слова растерял. Дети одухотворённо скакали, махали ногами и руками, крутили головой, а вместе с ними и Сяо Чжань, всё поправлявший очки, норовившие упасть от интенсивных движений. Какие-то секунды Ван Ибо наблюдал за воздаяниями богу спорта и тому, как в прыжках покачивались густые волосы воспитателя Сяо, но вскоре отмер и пропихнул дочку вглубь группы, прямо в толпу активных детей. – Ван Юи, иди. Я приду вечером. Надо отдать ей должное – она быстро подключилась к выполнению упражнений и не стала задавать вопросов. Только на прощание махнула рукой. Отец кивнул ей в ответ и встретился глазами с Сяо Чжанем. Тот приветливо подмигнул, но тут же вновь сосредоточился на том, как правильно делать наклоны туловища влево-вправо и вперёд-назад. Малыши качались туда-сюда и задевали ладошками соседей, нагибаясь то вправо, то влево. Они старательно повторяли каждое движение воспитателей, излучавших тепло весеннего солнца, рисовавшего на коже первый загар. Ибо тоже был не прочь затеряться в лучах воспитательской харизмы, топтаться в маленьких кроссовках рядом с такими же четырёхлетками и гадать, что же дадут в столовой на завтрак, но… …он опаздывал на работу. Поэтому детство, тепло и улыбки остались за хлопнувшей дверью группы, а он, под аккомпанемент жужжавшего мобильника – что ж ты раньше не вибрировал, говна кусок?! – сбегал по лестнице к машине, чтобы отправиться в офис, где из хорошего был только свежесваренный кофе. Сяо Чжаня с его воспитательскими методами там точно не было.
Хотя после развода родителей Ван Юи осталась с отцом, это не значило, что со своей матерью, Ли Даньдань, она не общалась. Наоборот, каждые выходные Ибо отдавал Юи-Юи матери, не препятствуя их общению. При встрече Ван Ибо обменивался с Ли Даньдань сухим приветствием, беглыми взглядами не в глаза и тем, во сколько и куда подъехать в воскресенье, чтобы забрать Юи-Юи. Так было проще. Ещё проще было бы не общаться с бывшей женой совсем. Так он бы смог не тормошить то, что старался подавить трудоголизмом. Он не мог отменить то, что между ними было. Сейчас у них осталась одна тема, из-за которой они и вынуждены встречаться раз в неделю. Она сидела пристегнутой к заднему сидению в машине Ибо. Поэтому говорить иногда всё же приходилось. В ожидании, пока Ли Даньдань спустится из жилого комплекса, где она жила с нынешним мужем, Ван Ибо сидел в автомобиле и рассеянно наблюдал, как по лобовому стеклу бежали неровные дорожки дождевых капель, смывавших очередной осенний день. Уже давно стемнело; и только уличные фонари хоть как-то разрывали мрак и светили в лужи жёлтыми вспышками, рябившими от промозглого осеннего ветра. Завидев сквозь мокрое стекло знакомый силуэт, Ибо обернулся, чтобы посмотреть на дочь. – Юи-Юи, спишь? – Нет, – покачала головой девочка. – Мама идёт, я её уже вижу. – А ты пойдёшь с нами? – Нет, Юи-Юи, я не пойду с тобой. Ты пойдёшь одна. Я заберу тебя в воскресенье, как всегда. Посиди минутку, я сейчас. Ибо хлопнул дверкой автомобиля, чтобы поздороваться с Ли Даньдань. За воротник начали падать холодные капли, поэтому он поморщился и накинул капюшон худи, прячась в его кокон, пытаясь исчезнуть. – Привет, – начала Даньдань. – Привет. Дочка сегодня упала, поэтому нужно будет сделать на ночь свежую перевязку. Сотрясения нет, всё нормально. В рюкзаке лежит всё необходимое. Куда и во сколько мне приехать в воскресенье? – Напишу завтра, потому что ещё не решила, чем мы будем заниматься. – Понял, – кивнул Ибо. – Тогда жду ответа и до воскресенья, – Ибо быстро развернулся, и открыл дверь, чтобы сесть обратно в сухой прогретый салон, подальше. – Ван Ибо… – робко начала Даньдань. Услышав собственное имя, Ибо оглянулся, всё так же продолжая нетерпеливо держаться за ручку двери. – Как дела? Его брови дёрнулись. Несколько секунд он помолчал, прежде чем смог ответить. – Нормально. – И всё? – Всё. – Мы можем поговорить? – Ли Даньдань смотрела и напряжённо ждала ответа. Её пальцы беспокойно барабанили по ручке зонтика, который она прижимала к голове. – Не о чем говорить с человеком, который меня предал, – безэмоционально произнёс Ибо и уселся в салон, но не успел закрыть дверь. – Было бы лучше, если бы я врала и изменяла? – повысив голос, спросила бывшая жена. – Было бы лучше, если бы ты не использовала меня, всё ещё умирая от любви к нему. До воскресенья, пока, – следом он захлопнул дверь. Ли Даньдань спешно помогла Юи-Юи отстегнуться и выбраться из машины, и автомобиль Ибо наконец покинул этот район, оставляя мать и дочь наедине.
Пусть Ван Ибо и сказал, что всё нормально и что падение дочки ничего не значит, Сяо Чжань всё равно был не в своей тарелке. От колючего чувства, что что-то не так, не спасла даже бутылка нефильтрованного, обычно усыплявшая желание искать во всём сущем подвох. Опустошив её, Сяо Чжань долго прижимал ко лбу запотевшее стекло и жмурился до боли в веках. Ранее он ходил из угла в угол, начинал смотреть три разных сериала, приготовил ужин, которого получилось столько, что хватит на неделю, разблокировал и гасил экран телефона, но ответа, что и почему идёт не так, найти нигде не мог. В мыслях он всё возвращался к Ван Ибо, сосредоточенному, собранному, не разменивавшемуся на лишние эмоции в телефонном разговоре. Тот говорил кратко, но ёмко, не засыпая Сяо Чжаня истериками или криками, несмотря на произошедшее с дочерью. В разговоре будто не было ничего лишнего, всё было на своих местах, единственно правильным образом. И поэтому Ван Ибо был… адекватным? Нормальным? Человечным. Наверно, этого Сяо Чжаню и не хватало в общении с некоторыми родителями. Он вообще был особенным. Как родитель, конечно же. Не нервным и измотанным работой, но интересовавшимся, как у дочки прошёл день и чему её научил Сяо-лаоши, пока папа был на работе. Забирая дочь по вечерам, Ван Ибо устало улыбался, поправлял её растрепавшуюся чёлку и слушал восторги по поводу очередного «папочка, я тебя сегодня нарисовала, Сяо-лаоши мне помог!». Он просил показать рисунок, даже если тот был откровенной катастрофой или полотном с кляксами. Он не скрывал ухмылки, но вслух всегда звучало, что Юи-Юи умница и что у папы бы так не получилось. Для искреннего восхищения девочке хватало и этого. Такие семьи Сяо Чжань запоминал надолго. Память о них отдавалась особенным теплом на кончиках пальцев, в голове и где-то посередине груди. Было удивительно осознавать, сколько радости можно было получить, видя повседневность таких дочки и отца – не идеальных, но особенных. Часто Сяо Чжань не мог прятать нервные глупые улыбки, находясь рядом с семьей Ван. Они не были его домом; он плохо их знал, ведь Ван Юи появилась в его группе лишь с месяц назад, но… Они давали представление о том, насколько наполненным можно быть, находясь рядом, даже просто наблюдая. За время непродолжительного знакомства Сяо Чжань действительно привязался к Ван Юи и её отцу, хоть это и было трижды непрофессионально и не имело хороших последствий прежде всего для него самого. Ведь дети растут и уходят, а с ними – и их родители. Поэтому погружаться в сантименты, привыкать к временному, вплавляя в сердце, было очень глупо и опрометчиво. Сяо Чжань вообще был глупым, слишком эмоциональным и не умел продумывать шаги наперёд. Он точно знал, что это всё усугубляется пивом, поэтому избегал попоек в компаниях, выбирая еженедельный сеанс пивотерапии в одиночестве. Чтобы случайно не вытворить чего-нибудь, за что потом будет стыдно перед другими. Сегодня в квартире Сяо Чжань совершенно точно был один, что означало, что свидетелей позора не будет, но это не мешало его пальцам барабанить сообщение Ван Ибо: свои мысли куда-то нужно было деть, и Ван Ибо казался отличным вариантом. Тем более что его они и касались. Сяо Чжань не сомневался, что потом пожалеет, будет корить себя за навязчивость и что угодно ещё, но пока он был пьян (и достаточно смел), нужно было действовать.
23:38 Добрый вечер, господин Ван. Я хотел спросить, всё ли у вас в порядке. Извините, что так поздно.
от: Ван Ибо, 23.40 добрый сяо-лаоши! Ну да.
23:41 Я имел в виду, как себя чувствует Ван Юи. Ей не стало хуже?
от: Ван Ибо, 23.42 а я подумал что вы про меня спрашиваете хдд со мной всё было нормально а с матерью не знаю что она сейчас у неё
23:46 О… Понимаю. Надеюсь, она всё-таки в порядке. Извините, что побеспокоил.
от: Ван Ибо, 23.48 ничего страшного от: Ван Ибо, 23.48 знаете сяо-лаоши.. спасибо вам ну что интересуетесь приятно
23:49 Не за что 😉 Доброй ночи, господин Ван.
от: Ван Ибо, 23.49 и вам доброй Последнее сообщение Ван Ибо сняло с души тяготившее бремя, и Сяо Чжань успокоился, наконец-то расслабляясь. Почти сразу пришло осознание: так вот что нужно было, чтобы перестала клокотать тревога в районе желудка. Просто знать, что всё у них в порядке. Скованность отпустила тело, и Сяо Чжань развалился на диване, прикрыв веки. Его поглотило пьяным теплом внутри и на щеках и неизбежным желанием улыбаться. Весь стыд и неловкость смыло чужим «мне приятно, что вы интересуетесь», и от этого было так хорошо и свободно, как с большими крыльями за спиной, появившимся и внезапно, и наконец-то. Но точно очень вовремя. Ему тоже было приятно. Очень-очень.
00.05 Не сплю. Что случилось?
Через несколько секунд телефон зазвонил. Сяо Чжань вздрогнул, отпуская воспоминания, и перевёл звонок в виброрежим, чтобы не будить родителей. Пока он открывал дверь лоджии, куда хотел пойти разговаривать, у него вспотели ладони и сердце забилось так сильно и болезненно, что он почти закашлял. Как волнительно и глупо. В рубашке и домашних штанах Сяо Чжань вышел на улицу, задрожал от ночного воздуха, прочистил горло и принял входящий вызов. Поздороваться он не успел. – Что делать с температурой? – сразу начал Ибо. – Юи-Юи заболела после сегодняшнего. Ты разбираешься в детях, поэтому звоню тебе, – Ибо выдавал мысли друг за другом, на одной ноте, как автоответчик. За сдержанностью звенело напряжение и угадывалась паника. – Ибо, успокойся, – терпеливо вытачивая каждое слово, начал Сяо Чжань. Страх – последнее, что имело смысл. Оставалось лишь растолковать то же Ибо и привести его в режим решения задач, вместо боязни перед ними. Лихорадочно роясь в памяти, Сяо Чжань выудил, что можно было сделать – что он делал для себя. – Слушай меня. Сядь. Выдохни. Выдохни, говорю. Чтобы я слышал, – на том конце трубки послышался громкий выдох. – Молодец, – с улыбкой произнёс Сяо Чжань. – Ничего страшного, это всего лишь температура. Корень имбиря есть? – Есть. – Отлично. Нарежь, вари в литре воды минут 10, добавь немного соли и сахара. Не остужая дай Юи-Юи. Пусть выпьет. В это время она тепло одета и сидит, опустив ноги в горячую воду. Только не переусердствуй с температурой: вода должна быть терпимой. Понял? – Всё сразу? Горячий отвар, горячая вода и тёплая одежда сверху? – Да. Должно быть жарко, но раздеваться нельзя. Потом уложи её спать и проследи, чтобы не раскрылась. В течение пары дней должно стать легче. – Это поможет? – Мне помогает. – Хорошо, – отозвался Ибо, заметно расслабившийся и успокоенный. – Спасибо, Чжань-гэ. – Не за что. Звони… – Сяо Чжань прочистил горло, – если будет необходимость. Даже ночью. Я постараюсь помочь, – он прикрыл веки, содрогаясь не только от октябрьской ночной прохлады, раздражавшей кожу иголками, но и от сильной пульсации сердца, перекачивавшего вместе с кровью что-то трудновыразимое. – Спасибо, гэ. До связи, – улыбаясь, отозвался Ибо, завершая вызов. Несколько мгновений Сяо Чжань стоял на балконе, вдыхал стылый воздух внутрь тела, полного искр, и, наконец, вошёл в комнату, окунаясь в тепло до самых кончиков волос. Какое-то время он лежал на кровати, не скрывая от потолка улыбки. В глубине он корил себя за то, что испускал счастливые вздохи, ведь Ибо не по радостному поводу звонил. Но повторявшиеся в голове «Ты разбираешься в детях», «Спасибо» и «До созвона» вызывали настолько неприличное желание обнимать всё живое, что Сяо Чжань едва сдерживался, чтобы не приступить к его исполнению. В животе было слишком много бабочек, и от ударов их крыльев перехватывало дыхание. Сяо Чжань совсем с этим не справлялся. Он прижал к груди телефон и рассеянно смотрел вверх, сдаваясь пьянившей радости. Тени прошлого, показавшиеся из закоулков памяти, исчезли бесследно. Внезапный отчаянный луч не дал им шанса остаться в живых. И за то спасибо. Спас Ибо. Его спас Ибо. О том, чтобы уснуть хотя бы в ближайшую пару часов, речь даже не шла. Полежав, Сяо Чжань всё же решил пробраться до холодильника и выпить что-то холодное, чтобы успокоиться. В комнату он возвращался скачками: снова зазвонил телефон. На пути к нему Сяо Чжань проклял свой выбор безбожно громкого рингтона, способного пробудить и глухого, и мёртвого. Рухнув на постель, он ответил на звонок. – Гэ! – раздался голос Ибо, слишком громкий и энергичный для разговора очень, очень глубокой ночью. – Сяо-лаоши! Ты же не спишь! – воскликнул он, хотя, как предполагал Сяо Чжань, должен был спросить. – Не сплю, – растерянно отозвался Сяо Чжань, неготовый ни к чему. Нет, он был рад слышать Ибо (кого он пытался обмануть?), но чересчур бодрый голос в такое время (и после предыдущего-то разговора) смущал? Озадачивал? Звучал крайне странно? – Хорошо, что не спишь! Я же тебе звоню, не надо спать, когда я звоню. Ну и по делу звоню, не просто так. – Ты…выпил? – после некоторой паузы спросил Сяо Чжань. – Ну, если и выпил, то какая разница? Я же не пьяный. Ну не в хлам. – Нет, ты пь… – Я говорю, значит, я не такой пьяный. Не сбивай меня, – раздражённо добавил Ибо и замолчал, принуждая к паузе. – Пожалуйста, – бессильно выдохнул он затем. По Сяо Чжаню пробежали мурашки. Он напрягся и сел на кровати, сжимая в ладони телефон. – Слушаю тебя внимательно, Ибо. – Хотел сказать тебе «спасибо», Чжань-гэ. Для Юи-Юи и меня ты много очень делаешь. Я замечаю. Спасибо. А ещё сказать хочу, что дорог ты нам. Вспомнил об этом только что, и надо было звонить, пока не забыл. Надо было сказать тебе. – Ибо… – Важно было сказать. За звонок извини, дочка спит, поэтому сейчас. Доброй ночи, лао Сяо-гэ. Спи. – Ты тоже, Ибо. Пока. Вызов завершился так же стремительно, как и был принят. Сяо Чжань завершился как личность тоже. Накрыло, всего было так много. Спасибо. Много делаешь. Пьян. Ты дорог. Позвонить, пока не забыл. Доброй ночи. Ты дорог. Дорог, дорог… Слово крутилось мятным леденцом на языке, холодило и перехватывало дыхание, заставляло зябнуть на вдохах через рот и сладости не оставляло. Только холод. Конечно, он заботился и потому был дорог ему и Юи-Юи. Потому что это его работа. Он просто делал то, что должен был, а Ибо ценил эту внимательность. Трудно игнорировать неравнодушие «лучшего на свете воспитателя». Он же был просто воспитателем. На этом все причины для благодарности начинались и заканчивались. Он почему-то об этом забыл. И вляпался, вляпался, совершенно зря встрял. Слишком разные у них «ты мне дорог». У Сяо Чжаня оно – «перестань улыбаться, боже, ты убьёшь меня», «позвони мне, если нужна помощь», «объясни мне, в кого Ван Юи такая язва» и «где твоё благоразумие, Ван Ибо». А у Ибо оно: «доброе утро, лаоши», «спасибо, гэ, ты много для нас делаешь» и «ну я же должен отплатить за доброту». Лаоши, который помогает. Ну да. Ничего общего, линии не пересеклись, не обрели ни одной общей точки.
Ожидаемо и неудивительно, что семья Ван не переступала порог детского сада вот уже три дня с начала рабочей недели. Ван Юи болела, начиная с вечера субботы. Прошло пять дней – почти сто двадцать часов – со времени разговоров, обнаживших то, что Сяо Чжань надеялся не испытать после «нет, я не приеду к тебе в Гонконг». Однако у судьбы были свои планы, и он снова застрял в человеке, с которым он будет делить только несбывшееся. Раз в несколько минут возвращаться к «зачем ты только придумал себе это всё» было сродни пинкам в расслабленное тело. Сяо Чжань уже даже злиться на себя не мог – он просто устал от неприятного вкуса того, что они друг другу нужны, но не в равной степени, не так. Пытался выбросить это всё из головы, но пока не получалось, как бы он ни ударялся в работу, написание планов развития и ежедневную порцию снотворного после ужина, чтобы сразу забыться без возможности ещё сколько-нибудь себя жалеть. Спустя эти сто с лишним часов Сяо Чжань пытался у себя дома утопить мысли в пиве хоть на время, дабы приглушить постоянно-монотонное гудение. Присасываясь к бутылке, он отдавался искусственному теплу внутри, и пытался потеряться в чём-то кроме мысленного пережёвывания того, что могло бы быть (могло ли?). Когда раздался звонок в дверь, Сяо Чжань внешней стороной ладони размазал пивную влагу по губам и пошёл открывать, не удосужившись посмотреть в глазок. Какая, в сущности, разница, что его ждало, если это всё будет не то. Распахнутая дверь обнажила квартиру Сяо Чжаня. Его же взгляд нашёл чёрные ботинки, пакет с едой у коленей, проступавших сквозь дыры тёмных джинсов, куртку, шею, тронутые улыбкой губы… Взгляд расфокусировался. Сяо Чжань вцепился в дверь. – Привет, Чжань-гэ. Извини, что без предупреждения. Он отшатнулся вглубь квартиры. Видеть на пороге этого человека он точно не был готов. Возможно, не хотел. Возможно, он пытался с ним прощаться, но тот опять возник рядом, занял место и отобрал воздух. – Привет. Зачем ты здесь? – Хотел увидеть тебя, – улыбка Ибо будто потеряла чёткость и расплылась, как картинка перед близоруким человеком. Как она плыла перед Сяо Чжанем всегда, и особенно – сейчас, когда он был без очков и без желания понять, что перед ним. В ответ на пристальный взгляд и молчание Ибо объяснил, зачем пришёл. – Поблагодарить. Юи выздоровела благодаря тебе. – Не за что. Это всё? – ровно произнёс Сяо Чжань, не давая Ибо ни войти, ни уйти. Хотя, насчёт последнего… – Тебе, – Ибо вытянул ладонь с белой линией от висевшего на ней пакета, въедаясь глазами, ища ответы. Сяо Чжань их давать не хотел. – Зачем? – Не знаю, – резко отозвался Ибо и шлёпнул о пол пакет, который Сяо Чжань так и не взял. – Хочешь – съешь, хочешь – выброси. Пока, – он скорым шагом пошёл прочь. Сяо Чжань, с пакетом в руке, смотрел плывущей картинке вслед и слушал гулкие удары сердца. Ван Ибо считал ногами ступеньки лестницы и думал, что чудовищно ошибся в мнении Сяо Чжаня насчёт себя. Сил не осталось.
Четверг приходил слишком медленно и слишком быстро. Живя ожиданием, Сяо Чжань мучился бессонницей и чувствовал себя хуже самой больной старухи, которая могла явиться на праздник двойной девятки в эту пятницу. Уже не хотелось никакого Чунъяна, никаких детей, читающих стихи, и, тем более, никакого разговора с Ван Ибо. Ему бы просто пережить как-нибудь конец недели и вернуться к рутине работа-дом-работа без беспокойства и разочарований. Без Ван Ибо с его разговорами и необходимостью быть один на один. Без мыслей, без чувств, в вакууме, чтобы блаженно пусто и никак. Чего бы Сяо Чжаню ни хотелось, в четверг вечером он встретился с Ибо, приехавшим за дочкой. Тот должен был отвезти её к матери на время, пока будет помогать Сяо Чжаню в подготовке сада к завтрашнему Чунъяну. Спустя пару часов Ибо вернулся в сад и неловко замялся при входе в группу, из дверного проёма наблюдая, как Сяо Чжань вовсю разворачивал коробки с декорациями. Ибо потоптался на месте, глядя на свои кроссовки, собрался с мыслями и кашлянул, привлекая внимание. – Я вернулся. – Проходи, будем распаковывать вместе, – отозвался Сяо Чжань будто безразлично, но его била такая дрожь, что голос не звучал ни убедительно, ни твёрдо. Словно по всему телу шла рябь – затрагивала кончики пальцев, раскрывавших коробки, извлекавших гирлянды, раскачивала голосовые связки. Он так хотел просто украшать зал, не отвлекаясь на что-либо ещё, но на деле он скорее что-либо ещё, чем развешивал декорации. Рядом с Ван Ибо он всегда что-либо ещё. Внутри плескался миллион мыслей, и Сяо Чжань не знал, как их высказать. Если схватиться за одну – разом хлынут остальные. Когда ваза разбивается – из неё не вытекает ложка воды, она взрывается потоком без шанса что-либо исправить. Вряд ли игра стоила свеч. И поэтому Сяо Чжань молчал. Ибо прошёл в самый дальний угол группы и зашуршал свёрнутыми плакатами. Он тоже не знал, как подступиться к человеку, который буквально в паре шагов, но за тремя картонными коробками. Там, где не дозваться, как ни кричи. Вроде очень близко и даже вдвоём, но фантастически далеко. Большая часть вечера так и прошла. Не пролетела; протянулась – кислой обидой, смесью злости и сожаления. Изредка перебрасываясь вопросами, и часто – взглядами, они украшали группу. Каждый сам по себе. Спустя пару часов осталось последнее – растянуть под потолком цветастую гирлянду с бутонами хризантем. Условились на том, что Сяо Чжань со стремянки будет клеить её линиями по потолку, а Ибо – отрезать скотч и подавать с пола всё необходимое. Они по-прежнему молчали. Вечер и гирлянда подходили к концу, спокойствие – тем более, и… ни один не находил слов. Или сил. Разбивать внутреннюю вазу было страшно. Спустя несколько тактов сердца Сяо Чжань сошёл со скрипучих ступеней. Ибо облизнул сухие губы и вдохнул. От панического страха внутренности смазались в комок. – Что происходит? – А что происходит? – обернулся Сяо Чжань, становясь лицом к лицу. – Не понимаешь? – Нет. Я не понимаю тебя, Ибо. Не знаю, что ты хочешь от меня, – развёл руками воспитатель, рушась и разрушая. – Серьёзно? – с вызовом отозвался Ибо, буравя взглядом. Сяо Чжань закивал. Он думал, что умрёт от жёсткого взгляда, сканировавшего насквозь. – Такие вещи не объясняют, – упрямился Ибо и едва ли не выл от бессилия. – Ну уж будь добр. Ибо закатил глаза и зашипел. – На что похоже, когда один человек зовёт другого ужинать? А когда просит помощи и потом благодарит? – На благодарность это похоже, Ван Ибо, – зло отозвался Сяо Чжань, сверкая глазами, сжимая губы. – Сяо Чжань, ты не можешь быть настолько тупым! – Ибо ударил ладонью по лбу. – Ты же учишь детей. – Ну, как видишь, – ядовито ответил воспитатель и развёл руками в стороны. Ибо, разве что не взбешённый, шагнул вперёд к Сяо Чжаню. Тот отступил и сжался. – Слушай внимательно, – процедил Ибо и сделал ещё шаг, заставляя Сяо Чжаня отпрянуть, врезаться в стремянку и с грохотом плюхнуться на ступень. Ибо надвинулся, глядя – сжирая – сверху вниз, и прижался к губам, забирая растерянный вздох. Целовал он зло, напористо, забирался языком в онемевший рот, чтобы Сяо Чжань больше не смел думать такой чепухи никогда. Чтобы перестал тупить, издеваться и не понимать. Прикрывая веки, Сяо Чжань выдохнул и зацепил взглядом заалевшие мочки Ибо. Какой невыносимый. Сердце рвануло снопом искр; те рассыпались по всему телу, закололи кожу бёдер, на которых лежали тяжёлые ладони Ибо, ласкавшего отчаянно и голодно. Так, как и нужно было, правильно. Цепляя за нижнюю губу, Ибо отстранился и, прерывисто дыша, взглянул тёмными-тёмными глазами на воспитателя. – Понял? – тихо прозвучало хриплое. – Нет, – коварно улыбнулся Сяо Чжань, смотря из-под опущенных ресниц, – объясни ещё раз, – следом он потянул за горловину свитера, прижимаясь к Ибо, улыбнулся и подразнил языком щель между верхней и нижней губой, не проникая внутрь. Ибо рыкнул и впечатался в шею, с силой оттягивая губами кожу на кадыке. Сяо Чжань громко простонал и запрокинул голову, давая больше места для влажных линий чужого языка. Ему было до лихорадки горячо, так голодно, хотелось обмякнуть в безвольную массу, позволяя с собой делать всё, что Ибо только вздумается и захочется. А Ибо хотелось; более того, он не собирался останавливаться или сдерживаться. Наконец-то их мысли точно совпали. – Ты плохой ученик. – Очень. Мне нужны занятия с репетитором дома, – лихорадочно шептал Сяо Чжань, сжимая бёдрами нависшего Ибо. – Лао Ван, позаботьтесь обо мне. Ибо упругими губами переместился к подбородку, жарко выдыхая в кожу, прошёлся по линии челюсти и уху, огладил кончиком языка его кромку и хмыкнул. Следом его ладонь скользнула вниз, за резинку чёрных спортивных штанов Сяо Чжаня, и сжала полувставший член сквозь немного влажное бельё. Дыхание перехватило; под чужой рукой Сяо Чжань дёрнулся, приложившись о ступеньку сзади, и простонал. – Тише, тише, – хихикнул Ибо, почти невесомо водя подушечками вверх-вниз. – Аккуратнее. – Иди к чёрту, лучше помоги встать. Ибо выпустил издевательский смешок и протянул Сяо Чжаню ладонь, помогая сойти со стремянки. Следом увлёк его к окну и, вздёрнув за бёдра, усадил на подоконник, располагаясь между коленей, втираясь, умирая от тактильного голода. Сяо Чжань сжимал чужие плечи и дёргал бёдрами навстречу, хмурясь от приятных вспышек в животе и где-то под рёбрами. Он был невероятно живым, в моменте, привязанным к рукам, беспокойно блуждавшим по его телу. Привязанным к Ибо. Он сдавался, ломался, воскресал. Что угодно бы сделал, лишь бы эти руки его не отпускали. – Хочешь уйти отсюда с мокрыми штанами? – с усилием спросил Сяо Чжань, не переставая качать бёдрами в чужую твёрдую плоть. – Не хочу. Но не могу оторваться. Хочу чувствовать тебя. Знать, что не убежишь опять. – Я давно твой, – отчаянно простонал Сяо Чжань, почти на грани. Ибо вздрогнул, будто от грохота, и остановился. Уставился в неверии на Сяо Чжаня и сжался. Тот открыл рот, чтобы спросить, что случилось, но, увидев лицо Ибо, промолчал. Ещё никогда не был Ибо таким уязвимым, и от этого кольнуло острой необходимостью повторять сказанное ещё очень-очень долго, каждый день, чтобы тот точно не забывал. Чтобы жил с этой мыслью. В ответ на немой вопрос Сяо Чжань кивнул и улыбнулся, ещё более обнажая сияние, от которого у Ибо всегда захватывало дух, ещё с самой первой встречи. Честные уши Ибо опять покраснели, и он потупил взгляд, заодно пытаясь удержать на месте дрожавшие от радости губы. Сяо Чжань, заворожённый, обхватил лицо Ибо и притянул, прижимаясь чуть раскрытыми губами, замирая, чтобы вместе затеряться в биении сердца, отогреться. Ощущая дыхание на коже, переживать момент, когда в книге соединённых судеб начала писаться новая страница, отведённая их истории. Может, похожей на сотни других, а может, и уникальной, как драгоценный камень причудливой формы, что станет в руках мастера гениальным творением. Что будет в их истории – не мог сказать ни один. Но оба понимали одно: создавая её, они напишут мельчайшие подробности, не оставляя на полотне белых зияющих пятен. Оно всё-всё будет заполнено почерками оттаявших сердец, расцвечено яркой палитрой чувств. Их история будет долгой. Тонким движением кисти Сяо Чжань впишет в неё момент, когда оставит работу в детском саду, где занимается Юи, и перейдёт в другой. Коллеги с сожалением и непониманием посмотрят вслед, но на сердце Сяо Чжаня будет спокойно и тепло. Размашистым почерком Ван Ибо занесёт день, когда они начнут жить втроём. Сяо Чжань поддастся уговорам и продаст студию, наконец разрезая все ниточки с прошлым, освобождаясь. Ван Юи не впишет, но нарисует, как у папы появился кто-то особенный. Ей понадобится время, чтобы привыкнуть, но она справится, потому что втроём они будут стараться. И всё будет хорошо.