Бокс ковидный что такое
Новый бокс для теста на COVID-19 появился в Москве
Дополнительные автономные боксы для сдачи теста на коронавирус планируют развернуть в Москве. Об этом рассказал генеральный директор клиники ЭКО «АльтраВита» Сергей Яковенко, сообщило ИА Nation News.
Уличные боксы для взятия у пациентов мазков из ротоглотки, измерения температуры и проведения теста на обоняние устанавливают на территории клиники. Они нужны для того, чтобы начать работу после карантина и обезопасить саму больницу клинику, врачей и пациентов.
Каждый, кто заходит в клинику, должен пройти через бокс и сдать эти тесты. Это надежный способ выявления коронавирусной инфекции, так как больные теряют обоняние, не чувствуют запахов и вкусов.
«Прежде, чем проводить такой тест, мы спрашиваем у пациента, есть ли у него порок врожденного отсутствия обоняния», — рассказал Яковенко.
На открытие первого бокса потребовалось около двух недель. Помимо самого бокса специалисты построили навес, чтобы дожди не заливали оборудование на полке перед ним. К тому же, они соорудили подходные пути к нему, чтобы потоки пациентов не пересекались.
Строительство бокса для сдачи теста на наличие коронавируса обошлось практически в 300 тысяч рублей.
Бокс является полностью автономным, изолированным, у него работает своя приточно-вытяжная вентиляция. Забор воздуха производится с расстояния 10 метров, на высоте три метра от этого бокса.
Личный опыт: «Как мы болели ковидом всей нашей привитой семьёй»
Главный редактор «МОЁ!» Ирина Булгакова рассказывает, как болеют ковидом привитые
Читать все комментарии
Войдите, чтобы добавить в закладки
— Я думаю, всем понятно, что рано или поздно, но с ковидом столкнётся каждый. Безусловно, и в пору эпидемий чумы были те, кто не заразился. Однако, на пустом месте верить, что «чаша сия» обойдёт именно тебя, по меньшей мере странно. Именно поэтому мы всей семьёй строго соблюдали все меры предосторожности с самого начала пандемии — носили маски, блюли дистанцию, перестали пользоваться общественным транспортом. Родителей, которые живут вместе с нами, мы изолировали от общества, разрешив им выходить лишь в ближайший магазин шаговой доступности. Гостей категорически не принимали (даже родственников).
Как только появилась возможность сделать прививку от ковида, мы все вакцинировались. И в конце августа — ревакцинировались. И все эти меры работали в течение полутора лет пандемии, пока брешь в нашей антиковидной обороне не пробила дочь — студентка 17 лет, не привитая в силу возраста.
Напомню, в прошлом году, во-первых, дети болели очень редко и легко, а во-вторых, те же студенты до 6 февраля находились на дистанте. С февраля и до конца учебного года мы дочь возили на учёбу на машине. Муж утром — туда, я вечером — оттуда. Но в этом учебном году в Воронеже появились «выделенки»! Возить на машине дочку на занятия в центр города стало просто невозможно. Ну а что творится в городских маршрутках в плане антиковидных мер — знают все. Итог — 14 сентября дочка начала шмыгать носом, а 16-го вечером объявила, что не чувствует запаха невероятно вонючих травяных таблеток, которыми я её пичкаю в целях профилактики простуды.
В рамках «антиковидного протокола» я тут же объявила редакции, что ухожу на удалёнку. Муж тоже перешёл в режим дистанционной работы. Благо и у меня, и у него работодатели удалёнку поддерживают.
Утро пятницы 17 сентября началось с попыток вызвать врача к дочери из нашей родной 11-ой детской поликлиники. В регистратуру я дозвониться не смогла, но на одном из сестринских постов мне дали номер многоканального телефона специально для тех, кто подозревает у ребенка ковид. В общем, звонила я не долго, минут 40. Врач пришёл уже около 12 часов дня. Один. Я-то думала сейчас приедет бригада в космических одеждах брать мазок, ведь по телефону чётко сказала — нет обоняния, ковид. Но, нет.
На мой вопрос, а когда же будут брать мазок, мне ответили — в понедельник или вторник. Нет, возразила я доктору, мазок нужен сегодня. Тогда, говорит мне педиатр, езжайте сами в детскую поликлинику в кабинет неотложной помощи.
Поехали! Благо из всех симптомов у дочери была температура +37, насморк, отсутствие обоняния и вкусов.
В кабинете неотложной помощи сначала брать мазок у дочки отказались, с формулировкой «Мы уже всё». В итоге я позвонила на сестринский пост, там мне дали номер заведующей поликлиники, я позвонила заведующей, та позвонила в кабинет и распорядилась, чтобы мазок взяли. Нет, я не размахивала своим удостоверением «Пресса» и не говорила, где работаю. Заведующая потребовала от сотрудников кабинета неотложной помощи, чтобы они взяли мазки у всех детей, которые пришли «позже положенного».
Потом муж повёз дочку сдать кровь на антитела. Зачем? Мы решили, что анализ поможет быстрее выяснить, есть ковид или нет. На самом деле это были самые бесполезно потраченные деньги. Анализ сдавал и муж тоже, давно собирался проверить, что там с иммунитетом после вакцинации. Итог — у дочери никаких антител вообще не обнаружилось, у мужа — показатель антител IgG (говорящих о наличии иммунитета) был 302 при референсном значении 10.
Никакого лечения приехавшая на дом доктор не назначила. Но как только у дочери пропало обоняние, мы занялись самолечением — витамины в лечебных дозах, противовирусное средство с доказанной эффективностью, спрей с интерфероном в нос. Плюс к тому мы её изолировали в комнате вместе с аппаратом для дезинфекции воздуха, который я купила ещё прошлой осенью, и по дому она передвигалась только до туалета и обратно исключительно в маске. Сатурация у неё постоянно была в норме (медицинский пульсоксиметр я тоже купила год назад).
В субботу после обеда на телефон упала СМС — «Ковид обнаружен». А когда к вечеру градусник показал у младшего сына 3 лет температуру +37,3, стало страшновато. Ему я тоже брызгала в нос спрей с интерфероном, как только заболела дочка.
В понедельник 20 сентября утром мы поехали в кабинет неотложной помощи сдавать мазок с сыном. Узнав, что раньше мы тут были с его старшей сестрой, врачи даже не сопротивлялись. А в обед дочка сказала, что ей стало трудно дышать, появилось ощущение, будто на грудь что-то давит. Мы поехали делать КТ легких, результат обещали к семи вечера. Около пяти часов к нам нагрянул участковый педиатр, чтобы послушать дочку и вручить ей пачку противовирусного средства с недоказанной эффективностью. Доктор заверил нас, что легкие чистые, пневмонии нет, но отметил, что услышать можно только бактериальное воспаление, а то самое «матовое стекло» в принципе не слышно, и посоветовал — если КТ покажет поражение от 20 %, ехать в больницу.
Вечером мы получили результаты КТ — «двусторонняя вирусная пневмония, с поражением лёгких 25%».
Дозвониться до скорой по телефону 103 я не смогла, позвонила на 112, там меня соединили с подстанцией. На вопрос, что делать, ответили — везите в областную детскую, «только там мест нет, но если всё плохо, то примут». Два часа мы ждали очереди, чтобы попасть в приёмный бокс. Но затем довольно быстро дочку оформили на госпитализацию, и уже ночью ей сделали первый укол.
На следующий день к обеду мы получили результат теста сына — «ковид обнаружен». Снова приехал педиатр, привез ещё одну упаковку того же противовирусного, мы поговорили о том, что КТ маленьким детям делают только под наркозом в условиях стационара. На вопрос, чем лечить ребёнка, получила ответ: пусть пьёт ромашку и вот эти противовирусные.
Стало ещё страшнее. Тем временем температура +37,3 появилась у меня, а свекровь начала кашлять. Мы с ней отправились в свою 4-ую поликлинику к врачу. Терапевт направил нас на тесты, которые в итоге подтвердили, что и у нас ковид. Ещё через день положительный тест появился у свёкра, у которого из симптомов было только першение в горле. Мужу тест делать отказались, мол, у него вообще никаких симптомов. Оформлять ему больничный «по контакту» в поликлинике № 4 отказались, заявив «не положено». Я пыталась уточнить информацию по горячим линиям Роспотребнадзора, облздрава — не дозвонилась нигде, зато вдоволь наслушалась в режиме ожидания «донт ворри, би хеппи», которую, как издёвку, департамент здравоохранения поставил на своей линии.
Между тем, ни мне, ни родителям никакого лечения назначено не было. Когда мне позвонила медсестра, чтобы сообщить, что тесты наши положительные, я спросила, а чем лечиться? В ответ услышала — витамин С, Д3, противовирусные, парацетамол, но бесплатных лекарств нет и не будет, ничего вам не выдадим.
Безусловно, мы не ждали назначений терапевта, и при появлении первых же симптомов начали всей семьей принимать противовирусное средство с доказанной эффективностью. Я и свекровь пропили антибиотики, так как у нас был кашель, муколитики и витамины в лечебных дозах.
Тем временем у меня поднялась температура до +38, пропало обоняние и вкусы. Температуру не сбивала, она продержалась два дня. Остальные привитые члены семьи чувствовали себя почти нормально. На шестой день от начала заболевания мы всей семьёй отправились на КТ. В итоге у меня и родителей КТ чистое, у мужа, у которого вообще не было никаких симптомов — поражение лёгких 5 %. Он сходил на консультацию к пульмонологу, который направил его на биохимию крови, чтобы посмотреть показатели ферритина и c-реактивного белка, которые говорят о тяжести течения ковида. Анализы показали, что мужу нужно срочно пропить антикоагулянты, а ещё — если бы не прививка, то, скорее всего, он бы болел ковидом крайне тяжело.
Итак, две недели спустя я уже на работе, дети выздоровели, все мы бодры, веселы и готовимся привиться от гриппа через 30 дней. Какие выводы?
1. Как только появятся прививки от ковида для детей, я поведу своих на вакцинацию. Да, мы привитые заразились, но в итоге отделались легким испугом. Именно в этом и состоит смысл прививки.
2. Надеяться на врачей в поликлинике не стоит. Они, мягко говоря, сильно уставшие, выгоревшие. Хочешь не хочешь, но нужно самим знать, как и чем лечиться, причём начинать с первого дня, как только появились симптомы ОРВИ, контролировать сатурацию.
3. Бесплатные лекарства? Я, как амбулаторный пациент, их не видела. Моя свекровь тоже. Свёкру, который делал тест последним, спустя дней пять привезли две упаковки противовирусного и блистер парацетамола. А эти пять дней лечиться не надо было? Отмечу, что во всех поликлиниках по-разному, кому-то и дорогущие антикоагулянты выдают.
4. На 6-7 день болезни надо делать КТ, это мне советовали все знакомые врачи из «красных зон». Требуйте с терапевта направление (моя знакомая рассказала, что в той же 4-ой поликлинике терапевт ей просто предложила, мол, вы имеете право на КТ на 5-6 день болезни, хотите?)
5. Врачам и медсестрам ОДКБ № 2 огромное спасибо — лечение начинают сразу, к детям относятся прекрасно. Дочку выписали спустя 11 дней, осталось 4% поражения.
6. Нельзя терять время! Сейчас болезнь развивается очень быстро, у вас может не быть симптомов при серьёзном поражении легких. Ужасно, но даже если есть симптомы, врач может их игнорировать. С дочкой в боксе лежала девочка 12 лет, которую участковый педиатр 10 дней (!) лечила парацетамолом при температуре +39, пока на скорой задыхающегося ребёнка не привезли в больницу. КТ показало почти 40% поражения лёгких, ребёнок неделю лежал на кислороде.
7. Жаловаться на плохо оказанную медпомощь лучше через сервис обращений на сайте облздрава https://zdrav36.ru/obshchestvennaya-priemnaya/poryadok-i-vremya-lichnogo-priyoma-rukovoditelem-dzvo. Вот только ответ придет через пару недель, поэтому такая жалоба скорее послужит лишь моральному удовлетворению, но сиюминутно проблему не решит. Я написала жалобу в Минздрав по поводу отказа выдать больничный по контакту, жду ответа. Мы тем временем все уже получили отрицательные тесты и вышли в народ.
Зачем я всё это написала? В первые дни, когда ковидные тесты посыпались нам на голову, меня периодически накрывала паника. Что делать? Куда звонить? Как лечить? Возможно, мой опыт кому-то чем-то поможет. Поэтому и делюсь.
Для перевозки больных COVID-19 используют специальные носилки-боксы
Но очевидно, что работы у «скорой» прибыло. По словам главного врача, общее количество вызовов в сутки обычно от 600 до 700. В нынешней ситуации в отдельные дни бывает 1000 и более звонков с просьбами о помощи.
Как принимают вызов
«Космонавт» спешит на помощь
Фельдшер Евгений Мерлин легко выкатывает из салона с виду громоздкие носилки, к которым и прикреплен ярко-красный «саркофаг» с многочисленными «иллюминаторами».
Учились безопасности
В процессе подготовки специализированных бригад скорой медицинской помощи персоналу станции пришлось очень многому научиться.
160 раз за полтора месяца выехали иркутские специализированные бригады скорой помощи к своему непростому и опасному контингенту. Но если эпидемическая ситуация ухудшится, количество спецбригад может быть увеличено.
Зарплату подняли в два раза
Временно исполняющий обязанности губернатора Иркутской области Игорь Кобзев подписал указ об увеличении в два раза средней зарплаты медработникам Приангарья, которые работают с пациентами, зараженными коронавирусом, или находятся в группе риска. Указ вступил в силу с 1 апреля.
Все материалы сюжета «COVID-19. Мы справимся!» читайте здесь.
После выписки из ковидного бокса мы с мужем поем при любом удобном случае
именно пение помогает разрабатывать легкие после пневмонии
Короновирус вечно голоден
Вы когда-нибудь слышали, как хочет и не может вдохнуть воздух человек с тяжелой пневмонией, у которого поражено более 70% легких?
Ваше счастье, если не слышали. А я слышала. Это не стон, не хрип, а что-то среднее между лаем и воем, совсем не похожее на звуки, которые должно исторгать человеческое существо. Пытаясь набрать истерзанными легкими хоть сколько-то воздуха, больной корчится, его складывает пополам, он не реагирует ни на что вокруг, он думает только о воздухе, чувствуя себя астронавтом в порванном скафандре среди безвоздушного пространства.
Я видела и слышала такого человека. Я была им. Я лежала, скорчившись пополам, на мокрой скамейке под дождем и мне было все равно, кто и как на меня смотрит.
Мне только что сделали компьютерную томографию (КТ) легких – в разгар пандемии COVID-19 это одна из самых востребованных процедур.
Мужу моему, который стоял рядом, качаясь от слабости и температуры, было немногим легче – у него оказалось поражено 40% легких. До поликлиники мы через полгорода доехали на своей машине. И вернулись так же домой. Иногда казалось, что автомобиль сам, чувствуя состояние хозяев, старается как можно бережнее и безопаснее довезти их.
Дома мы вызвали скорую. Юлианна Черемская, директор издательства, которое издает наши книги, успела приехать и отвезти наших двух кошек к моей маме. И она же сумела договориться с Боткинской больницей (да, в Санкт-Петербурге такая тоже есть), чтобы нас взяли туда.
Одинокий (без фельдшера), без защитного костюма, мрачный врач скорой десять раз переспросил, возьмут ли нас в эту больницу, а то ему придется нас сдавать куда попало. По пути доктор вдохновенно излагал теорию мирового заговора – о военно-лабораторном происхождении вируса COVID-19. Я почему-то это хорошо помню, хотя думала только об одном: скорей бы доехали.
И только когда нас, буквально теряющих сознание, привели в приемный бокс Боткинской больницы, где можно было лечь на кушетку, стало не так страшно.
Ни один медицинский работник не спросил нас, где это мы подцепили коронавирус. Они знают: вирус – везде, и у зараженного человека, который распространяет COVID-19, может не быть никаких внешних симптомов болезни. Это не зомби-апокалипсис, страшилки из телевизора, когда у инфицированного мутные глаза лезут из орбит, каплет слюна с клыков, черная сетка сосудов покрывает лицо. Нет, носители коронавируса могут выглядеть абсолютно обыденно. И распространять страшную болезнь.
Зато все обыватели – и в соцсетях, и коллеги, и просто знакомые, – причитали: «Как же это вы? Где же вас носило?» Не знаем. Мы с мужем, скорее, социопаты, поэтому компаний и раньше избегали, работали удаленно, ездили на своей машине куда подальше – в лес, на природу. Среди наших знакомых, с которыми мы общались незадолго до болезни, «ковидных» не было – это мы уже потом узнавали.
Зачем мы воюем с тряпками на носу?
Но мы были так беспечны и самонадеянны, что не носили маски. Мы считали, что эти «намордники» ущемляют нашу свободу, мешают дышать, выглядят неэстетично и вообще бесполезны. Насчет их бесполезности мы не сами придумали, а где-то в интернете вычитали чье-то там мнение (соседнее мнение о полезности масок, разумеется, проигнорировали).
Наша дочь, давно живущая в Праге, увещевала нас, мол, в гражданском обществе люди заботятся друг о друге, чтобы не заразить друг друга, чтобы больницы не оказались переполненными.
А у вас, продолжала она, людоедские законы, вы думаете только о себе! И она была права. Мы действительно не гражданское общество. Мы воюем с тряпками на носу. А нужно воевать за жизнь. Маска — она спасает не только тебя, а целую цепочку людей. Подумайте хотя бы о тех, кто в радиусе вашего окружения!
Мы были разгильдяями, мы это не стесняемся признать, но самое главное, чтобы нас услышали и не были такими же, как мы.
Потому что этим равнодушием мы убиваем друг друга. И это надо прекращать. Очень многие демонизируют вирус и начинают приписывать ему человеческие свойства: «Он хочет нас напугать», — ничего он не хочет. Ему нужно есть и размножаться. Мы для него — просто корм.
И мы тоже попали в категорию корма. Трое суток температурили и страдали дома, но думали, что это обычный сезонный грипп, его же никто не отменял. Ничего не ели, состояние было абсолютно бредовое, но мы вбили себе в голову — это грипп. И только когда у меня пропало обоняние, мы поняли — это не грипп. Вот тогда мы поехали делать КТ, тогда собрались в больницу.
Попасть в Боткинскую – на самом деле, мечта всех тяжёлых питерских ковидников. Новое здание на Пискаревке, в отличие от мрачных корпусов на Миргородской, построено с умом. Больные находятся в двухместных боксах (мы были вдвоем с мужем), из которых они сами не могут выйти – ходит только персонал, открывая кодовый замок, даже еду передают через «тюремную кормушку».
Свой санузел, чистый, как в приличном отеле, хороший душ, – два раза в сутки санитарка моет все вокруг. Только вот до душа этого не всегда есть силы добрести. Снаружи здание опоясано металлическим балконом, по которому возят больных на разные процедуры.
Юмор в реанимации, бред в палате
Через неделю больничного пребывания моего мужа вдруг увезли в реанимацию – на каталке, с кислородным баллоном, с толпой врачей и санитаров. КТ показала, что в легких будто снег выпал – это грозило отёком. Что было с ним в реанимации – муж помнит отрывками.
Помнит маску на лице, под которую поступал кислород, маска эта оставила кровавые следы на коже, помнит моргание приборов прямо у него над головой и вокруг, персонал в «скафандрах», переговаривающихся с помощью радиостанций или смартфонов на громкой связи.
Помнит, как пошутила медсестра, пришивая ему к подключичной вене катетер нитками к коже: «Вот вы боялись, что к футболке пришьем, цела ваша футболка, дырка у вас только в шее!»
Потом этот катетер снимали уже в палате – действительно, нитками к коже… Муж пробыл там неделю и пробыл бы и дольше, но тут пошёл вал тяжёлых новоприбывших, видимо, из тех, кто принципиально не носил оскорблявшие их маски.
Я осталась в нашем боксе и сведений о муже не получала. Каждый раз, когда ко мне заходил кто-то из персонала, я спрашивала только одно: «Мой муж жив?» Они не знали – связь с реанимацией практически отсутствовала.
Вдруг прибежала юная медсестра: «Ваш муж просит телефон и зарядное устройство!» Значит, жив. Через некоторое время я получила sms-ку – полную абракадабру, набор букв. И догадалась: он без очков, в кислородной маске, ничего не видит, просто посылает мне знак, что он живой. Когда его привезли назад, у нас был маленький семейный праздник.
Мною тоже активно занимались: капельницы дважды в день, собственно, я ими и питалась, потому что есть не могла, кислородные трубки в нос, уколы везде где только можно, висящие прибинтованные катетеры, потому что уже на венах не было живого места, и еще какие-то таблетки, которые я глотала молча, не спрашивая, что это такое.
Был бред, я не спала ни днем, ни ночью.
Бред мог быть страшным – как мы с мужем тонем в черной маслянистой воде и не можем вдохнуть. Мог быть смешным: у меня в палате отряд белорусских партизан ловил «ковидов».
Один кричит из санузла: «Командир, я тут одного в унитаз загнал, что с ним делать?» Я отвечаю с кровати: «Аннигилируй его!» Легче стало только тогда, когда мне перелили донорскую плазму с антителами.
Ангелы прячут лица
Всю третью неделю мы активно шли на поправку. Могли дышать без кислородных трубок, ужасно хотели есть – все, что нам приносили, сжирали без остатка, до последней корочки хлеба, вылизывали кефирные стаканы, впрочем, еда в Боткинской на самом деле совершенно домашняя, вкусная.
Иногда были развлечения – например, визит сантехника в «космическом» облачении, он пришёл включить полотенцесушитель в ванной и подкрутить батарею.
Мы уже знали многих из персонала: медсестра Ира – с Сахалина, медсестра Чин – из Тувы, этот медбрат – с Полярного Урала, а санитарка – псковская.
Поражала доброжелательность врачей: они лечили нас, безответственных разгильдяев, никогда не повышая голос, наоборот, всегда подбадривали или просто улыбались. Санитарка приносила еду со словами: «Солнышки, завтрак!»
Жаль, только лиц наших спасителей мы не видели, ведь они работали в полном облачении. Эти ангелы, и вправду, остались творящими добро в тайне.
Некоторые наши знакомые, причем вовсе не самые близкие, вдруг начали звонить и писать – спрашивали, чем помочь, не надо ли денег на телефон положить или вообще собрать на лечение, помочь моей старенькой маме с кошками.
Мы от помощи отказывались, но на душе становилось теплее.
Потом уже, после выписки, стало известно, что некоторые ставили свечки «за здравие» и почти все молились за нас. Другие, кто ничего не знал о наших страданиях, потом завалили нас сочувственными письмами.
За окном группа деревьев постепенно меняла цвет – проходила золотая осень, ветки чернели, лысели, и мы понимали – жизнь проходит мимо, но, кажется, у нас есть еще шанс. Лечащие врачи были нами довольны: мы прилежно делали прописанную гимнастику, съедали обед, терпели уколы и выдавливание крови на анализы, измерение давления и сатурации (насыщение крови кислородом).
Врачи не знали, что изрядную часть выдаваемых таблеток (на бумажке, где их раскладывали, было написано: «Завтрак, обед, ужин») я прятала в тумбочку, тихо полагая, что снотворное мне уж точно ни к чему, да и вроде уже почти здоровая, я ощущала себя резервуаром фабрики химических препаратов.
И вот, наконец, пришли два отрицательных теста на вирус, и нам разрешили покинуть стены больницы, тем более что бокс действительно требовался тем, кому было хуже, чем нам. О точном дне выписки знал большой кусок мыла, который я захватила из дома, отбывая в неизвестность: в этот день он кончился, ведь я его расходовала и на мытье, и на стирку, я стирала наше белье и сушила его на батарее.
Сохло, кстати, отлично, а неторопливая ручная стирка в раковине оказалась весьма медитативным занятием.
Пойте, а не надувайте
Во внешний мир мы вышли на нетвердых ногах. Трехнедельное пребывание в боткинском боксе спасло нам жизнь, но идти было трудно, как сквозь воду. Мешало нежелание ног двигаться (руки слушались лучше). Две ступеньки становились труднопреодолимым препятствием. Я с ужасом думала, что у нас дома – пятый этаж без лифта.
Из такси мы выходили, как из плохо пришвартованной лодки. К себе вскарабкались, вися на перилах. Дома был бардак и ужас – ведь мы убегали как с пожара, но знакомый врач нас утешил: коронавирус без живого носителя существует дней десять, а нас не было три недели. Просто пихнули все добольничное в стирку и открыли окна, а мазать хлоркой стены не стали, хотя именно так рекомендуют обеззараживать помещения некоторые «знатоки» в соцсетях.
На следующий день вернули кошек и стали потихоньку сами возвращаться к нормальной жизни.
Нормальная жизнь подразумевала активные прогулки, занятия лечебной физкультурой и затратную, но полезную диету. И мы за неделю стали похожи на людей, хотя при выписке врачи сказали, что у нас работает половина легких.
Еще теперь мы поем при любом удобном случае. Именно пение помогает разрабатывать легкие после пневмонии.
Встречаются рекомендации надувать воздушные шарики, но от усердия может не только шарик лопнуть, но и ослабленные легочные альвеолы.
Обязательно носим маски в общественных местах. Да, у нас пока иммунитет (правда, никто не знает, как надолго он сохраняется). Но своим примером мы надеемся и других людей побудить ходить в маске. Пусть смеются над нами, если хотят. Но я никому не желаю услышать тот лай-вой-стон, который издают легкие, умирающего от пневмонии. Полчаса в маске вас не убьют, а вот чей-нибудь ковидный выхлоп в вашу сторону – запросто.
А еще – мы видели, как тяжело работают медики. Вы думаете, это просто – провести целую смену в полном анти-ковидном облачении? Тогда попробуйте сами поработать в нем на своем месте.
И – постскриптум. Когда меня госпитализировали, поражение легких составляло 72%. Через десять дней интенсивного лечения этот очаг сократился до 50%. А когда я сделала контрольную томографию, был уже 31% – при общей длительности пневмонии 51 день. Так что после тяжелого случая ковида даже не надейтесь, что все пройдет бесследно и быстро.
Сейчас рентгенологи по всему Петербургу работают практически в военном режиме – в стационарах КТ делают круглосуточно, в остальных медицинских учреждениях – с раннего утра до позднего вечера.
Только вот отношение чиновников к этому труду по-прежнему вызывает недоумение: в некоторые томографические центры больные вынуждены пробираться задворками и в прямом смысле помойками, поскольку вход на КТ сделан там, где все медицинское учреждение вываливает мусор. То есть выделили «красную зону», чтобы туда попадали только зараженные и их пути с чистыми не пересекались. А зараженные – они уже не люди?
Иллюстрации Оксаны РОМАНОВОЙ
Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.