Бог дает то что нам нужно

Бог дает то что нам нужно

Семья — это очень серьёзно, семья человеку заменяет всё. Поэтому, прежде чем завести семью, необходимо как следует подумать, что для вас важнее: всё или семья.

Всегда говори человеку то, что чувствуешь, а не то, что он хочет от тебя услышать. Останутся лишь те, для которых ты действительно что-то значишь.

Ты думаешь, что он хочет с тобой переспать, а ему просто одиноко, Ты думаешь, что ему одиноко, а он просто хочет с тобой переспать. Зачастую мужчина и сам не может сказать, что ему хочется на самом деле.

Бог слепил человека из глины, и остался у него неиспользованный кусок.
— Что ещё слепить тебе? — спросил Бог.
— Слепи мне счастье, — попросил человек.
Ничего не ответил Бог, и только положил человеку в ладонь оставшийся кусочек глины.

Любить лучше и прекраснее, чем быть любимым. Это чувство дает человеку то, ради чего стоит жить и ради чего он готов умереть.

Каждая женщина хочет, чтобы её любили. Но больше всего она хочет чувствовать, что является главным в жизни мужчины. Она хочет быть первой. Она хочет быть самым важным для него.

Каждая женщина хочет, чтобы её любили. Но больше всего она хочет чувствовать, что является главным в жизни мужчины. Она хочет быть первой. Она хочет быть самым важным для него.

Каждая женщина хочет, чтобы её любили. Но больше всего она хочет чувствовать, что является главным в жизни мужчины. Она хочет быть первой. Она хочет быть самым важным для него.

Каждая женщина хочет, чтобы её любили. Но больше всего она хочет чувствовать, что является главным в жизни мужчины. Она хочет быть первой. Она хочет быть самым важным для него.

Барбара Картленд «Неразгаданное сердце»

Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасностей и игры. Именно поэтому ему нужна женщина — как самая опасная игрушка.

Да не о том думай, что спросили, а о том — для чего? Догадаешься — для чего, тогда и поймешь, как надо ответить.

Источник

Дать Богу сделать с нами то, что Он решил

Существует распространенное мнение, что для человека верующего вопрос о смысле жизни – некий пройденный этап. Это людям, не знающим Бога, истинный смысл неведом, а для человека, уже находящегося в Церкви, всё самоочевидно. Но так ли всё на самом деле просто? О том, как жизнь христианина становится по-настоящему осмысленной и что этому мешает, размышляет игумен Нектарий (Морозов).

Прожить «хорошо» – это как?

Как священник, я могу свидетельствовать о том, что довольно часто люди верующие – те люди, с которыми мне доводится общаться в храме, – вопрос о смысле жизни находят для себя нерешенным. Они могут не спрашивать ничего об этом, но из того, что человек говорит, что он о себе рассказывает, становится совершенно ясно, что он для себя этого смысла в жизни не обрел. Вроде бы и понимает говорящий, что когда-то эта временная жизнь закончится и будет жизнь вечная, но это понимание не рождает в нем того, что пронизывало бы и организовывало всё его здешнее бытие.

Почему так получается? Не в последнюю очередь потому, что само наличие смысла в нашей сегодняшней жизни выглядит необязательным. Люди, выросшие в советскую эпоху, писали сочинения о смысле жизни в школе, размышляли о том, зачем человек живет, на уроках литературы. Другое дело, что ответ на этот вопрос предлагался далеко не совершенный, не истинный, ограниченный нецерковным сознанием, но, тем не менее, усваивалось главное: раз есть жизнь – значит, у нее должен быть смысл, и каждый должен его найти, иначе все его существование на свете пройдет впустую.

Вероятно, дети, которые учатся сегодня, где-то у каких-то учителей и пишут сочинения на подобные темы, но чаще всего их представления сводятся к тому, что жизнь нужно прожить по возможности хорошо. А что такое это «хорошо»? И оказывается, что с пониманием этого есть проблемы. Для одного человека «хорошо» – это когда нечего стыдиться, для другого – это некий набор положительных эмоций, для третьего – возможность непременно реализовать то, к чему он стремится… Словом, сегодня людей, пытающихся осмыслить свое бытие, оказывается на порядок меньше, чем еще даже два-три десятилетия назад. А поскольку общество и Церковь – это сообщающиеся сосуды, то и среди людей церковных многие следуют той же самой уже сложившейся инерции и по-настоящему своего бытия в Церкви, бытия в этом мире в качестве христиан осмыслить не могут.

Безусловно, есть люди, которые имеют какое-то конкретное земное представление о том, зачем они живут. Они говорят, что смысл жизни для них – быть порядочными, как можно больше добра сделать другим людям, достойно воспитать детей, оставить о себе хорошую память. Но все мы хорошо знаем, как бывает: очень часто пытается человек творить добро, но из этого мало что получается. Кто-то мечтает о семье и в ней видит оправдание своего бытия, но Господь либо не дает ему детей, либо не дает и брака как такового. Кому-то не удается реализовать себя в профессии, совершить открытие или сделать еще что-то, что он считает своей миссией на земле. Все эти смыслы, на которые ориентируются люди, оказываются несовершенными и не выдерживают проверки жизнью. В таком случае человек либо разочаровывается до конца и считает, что смысла нет вообще, либо обращается к Богу.

Ошеломленные с рождения

Что касается людей верующих, большинство из них на вопрос: в чем заключается смысл жизни? – ответят: конечно, в спасении. Вроде бы формально так оно и есть, но каждый ли человек, который говорит, что смысл жизни заключается в достижении спасения, действительно удовлетворяется в своей жизни только лишь тем, что ведет его ко спасению? Ведь нередко бывает так: человек считает, что его жизнь выстроена в соответствии с определенным смыслом, а реальность опровергает это. Помнится, архимандрит Херувим (Карамбелас) в своих «Ностальгических заметках из удела Божией Матери» рассказывал о старце, который каждый раз, встречая кого-то из братии, с болью и надеждой вопрошал: «Что ты думаешь: спасемся ли?» И ничто другое его не занимало. Да, для него смыслом жизни однозначно было именно спасение, но можно ли то же сказать о каждом из нас.

Почему так получается? Лично мне кажется, что большинство людей находится с самого момента своего рождения в каком-то ошеломленном состоянии. Такое впечатление, что человека, как только он родился, посадили на необъезженную лошадь, и вот она куда-то скачет, ее куда-то несет, а человек вцепился в нее мертвой хваткой и по мере взросления осознаёт только одну задачу – не свалиться. И считает, что это и есть полноценное наполнение его жизни.

Нельзя отдаваться «скачке жизни» – происходящие в ней процессы можно и нужно брать под контроль

На самом деле нельзя отдаваться этой скачке – происходящие в жизни процессы можно и нужно брать, насколько это в наших силах, под контроль. Безусловно, жизнь человека не может полностью им контролироваться, поскольку он получил ее как дар, она дана ему на время. Но вместе с тем очень важно, чтобы человек понимал: помимо общего смысла – пребывания с Богом здесь, на земле, и в вечности – существует замысел Божий конкретно о нем, и в соответствии с этим его жизнь должна приобрести то или иное направление.

Наше общее дело с Богом

Почему наше сердце порой не ощущает этого частного смысла нашей собственной жизни? Главным образом по одной причине: чтобы начать понимать, в чем заключается воля Божия конкретно о нас, нужно по-настоящему посвятить свою жизнь Богу. Причем окончательный ответ на вопрос о своем предназначении человек получит только тогда, когда земная жизнь его завершится: вся она и будет, по сути, поиском ответа. Но этот поиск может быть интересным, творческим, и он, по большому счету, и наполняет жизнь смыслом, потому что в таком поиске человек оказывается неразлучно связан с Богом, и, таким образом, самый главный и общий смысл уже в его жизни реализуется. А частный смысл воплощается тогда, когда мы понимаем, что Господь в определенных обстоятельствах хочет от нас, и этому следуем.

Ключ к правильному проживанию нашей земной жизни – в ощущении ее как нашего общего дела с Богом

Ключ к правильному проживанию нашей земной жизни заключается в ощущении ее как нашего общего дела с Богом. Этот путь – быть сотрудником Божиим – открыт для каждого человека, и прежде всего это сотрудничество с Богом должно проявляться у нас в отношении самих себя. Господь готов трудиться над тем, чтобы человека усовершить, довести его до самого высокого духовного состояния, и потому можно сказать, что смысл нашей жизни, ее цель – сделать максимум от нас зависящего для того, чтобы Господь мог сделать с нами всё, что Он с нами сделать решил, а мы могли это невозбранно принять. И весь наш труд заключается в том, чтобы себя к этому принятию подготовить и в нужный момент оказаться к нему способным.

А как это бывает… Знаете, у многих святых отцов есть мысль о том, что рука человека, принимающая дарования от Бога, – это смирение. И чем меньше смирения, тем меньше та горсть, в которую может человек дары Божии вместить. К чему я это говорю? К тому, что практически никто не минует в своей духовной жизни ситуаций, когда кажется: всё, ты уперся в какой-то тупик, никуда не можешь двигаться дальше, и вся твоя христианская жизнь обессмыслилась. Нужно понимать, что такое «обессмысливание» бывает как раз от гордости, от отсутствия смирения. Господь постепенно сужает те врата, которыми мы проходим, и для того, чтобы протискиваться дальше, нужно отсекать какие-то наросты, которые мы ошибочно считаем частью самих себя. И если человек чувствует, что «застрял», – это значит, что пришла пора от чего-то отказаться. Возможно, в настоящий момент это отказ для нас очень болезненный, но впоследствии, оглянувшись на то, что оставили позади, мы увидим, что это делало нашу жизнь тяжелее, делало ее только хуже и ничего в этом хорошего нет. Не стоит обманывать себя, что можно пойти какой-то другой дорогой: у каждого человека дорога всего одна – та, по которой Господь его ведет. И если человек в какой-то момент отказывается идти, он никуда не сможет двинуться до тех пор, пока это препятствие в себе не преодолеет. Это не тупик на самом деле – это остановка в пути, продлевая которую человек главный смысл своей жизни уже реализовать не может.

Что в этой ситуации делать? Мне кажется, что нужно размышлять примерно следующим образом: «То, что со мной сейчас происходит, – это не просто препятствие, перед которым я остановился, это не просто моя личная драма, а это мое общее дело с Богом. И если я сейчас чего-то не могу сделать, если я встал здесь или даже лег и продолжаю лежать, то Господь мое движение все-таки хочет продолжить. И если есть у меня хотя бы минимальная к этому готовность, хотя бы самая маленькая способность Бога об этом просить, то Господь меня обязательно через эту узкую дверь протащит. Может быть, мне будет очень больно, может быть, мне будет очень тяжело – если бы я шел сам, было бы менее больно, – но у меня только одна дорога, и я готов эту боль терпеть». И если вправду есть у нас готовность, если мы говорим это искренне, Господь действительно будет нас тащить и мы выберемся из этого состояния и продолжим свой путь.

Источник

Так Бог посылает самым неожиданным образом именно то, что нужно

Ксе­ния Сте­па­ни­ще­ва для «Азбу­ки веры»

Ксе­ния Сте­па­ни­ще­ва роди­лась в 1967 году в Москве. В 1994 году окон­чи­ла юри­ди­че­ский факуль­тет МГУ. Рабо­та­ла в Вер­хов­ном Суде РСФСР, с 1996 года адво­кат Мос­ков­ской област­ной кол­ле­гии адво­ка­тов, удо­сто­е­на меда­ли Феде­раль­ной Пала­ты Адво­ка­тов Рос­сии «За заслу­ги в защи­те прав и сво­бод граж­дан». Мама трёх дочерей.

‒ Ксе­ния Ста­ни­сла­вов­на, недав­но в фейс­бу­ке вы вспо­ми­на­ли, как в ран­нем дет­стве ходи­ли с бабуш­кой за кре­щен­ской водой, поэто­му мож­но пред­по­ло­жить, что бабуш­ка у вас была веру­ю­щая. А родители?

‒ Роди­те­ли нет, да и бабуш­ка, как мно­гие тогда, ходи­ла в храм пару раз в год, на Пас­ху и на Кре­ще­ние, и, как мно­гие же и тогда, и сей­час, себя опре­де­ля­ла так: в Бога я верю, а попов не люб­лю. Веру­ю­щая была у меня няня, жила она в сосед­ней квар­ти­ре, и в ком­на­те у нее все­гда горе­ла нега­си­мая лам­пад­ка перед ико­на­ми в бумаж­ных цветочках.

Роди­те­ли у меня физи­ки и, как насто­я­щие совет­ские уче­ные, они счи­та­ли, что нау­ка и рели­гия несов­ме­сти­мы, тем более что на физ­фа­ке МГУ в их вре­ме­на ате­изм про­па­ган­ди­ро­вал­ся очень активно.

Внут­рен­ний мир дру­го­го чело­ве­ка, даже само­го близ­ко­го, тай­на, поэто­му я точ­но не могу ска­зать, что думал папа в кон­це жиз­ни, но с года­ми его люби­мым писа­те­лем стал Мигель де Уна­му­но, кото­ро­го я счи­таю одним из глу­бо­чай­ших рели­ги­оз­ных мыс­ли­те­лей. Это, а так­же неко­то­рые собы­тия папи­ной жиз­ни, не поз­во­ля­ют мне ска­зать, что он до само­го кон­ца остал­ся неве­ру­ю­щим. Кро­ме того, отец обла­дал глу­би­ной боль­шо­го уче­но­го и огром­ной любо­вью к кра­со­те живой и нежи­вой при­ро­ды, а ведь Кни­га При­ро­ды – это и есть пер­вое Еван­ге­лие. Воин­ству­ю­щи­ми ате­и­ста­ми мои роди­те­ли не были нико­гда, но, конеч­но, рели­ги­оз­но­го вос­пи­та­ния я в дет­стве не полу­чи­ла. Вме­сте с тем, в моло­до­сти отец был рестав­ра­то­ром-крас­но­де­рев­щи­ком, вос­ста­нав­ли­вал древ­ние ико­но­ста­сы и исто­ри­че­ские инте­рье­ры, в част­но­сти, в свое вре­мя имен­но он спас уни­каль­ные дере­вян­ные окон­ные решет­ки и потол­ки Палат Рома­но­вых, кото­рые хоте­ли выло­мать и сжечь. Эти исто­рии сопро­вож­да­ли меня всю жизнь, с отцом мое дет­ство про­шло в музе­ях и усадь­бах, кото­рые он любил какой-то род­ствен­ной любо­вью. Ста­ри­на, исто­рия, архи­тек­ту­ра и при­ро­да – осно­ва мое­го рели­ги­оз­но­го мироощущения.

И вот, мой путь к Богу невоз­мож­но опи­сать рас­про­стра­нен­ны­ми в таких исто­ри­ях фра­за­ми «я при­шла к Богу», «я узна­ла Бога», «я нашла Бога»… Невоз­мож­но, пото­му что, огля­ды­ва­ясь назад, я пони­маю, что вне Бога нико­гда не была.

Меня одна­жды спро­си­ли: как ты при­шла к Богу? Я ста­ла про­кру­чи­вать, вспом­ни­ла собы­тие из ран­не­го дет­ства и поня­ла, что нача­лось всё с него. Уточ­ни­ла у мамы, когда имен­но это про­ис­хо­ди­ло, и узна­ла, что мне тогда было четы­ре года. А про­изо­шло вот что. Маме дали путев­ку в Суз­даль, на дво­их, оста­вить меня было не с кем, и, хотя роди­те­ли и боя­лись, что ребен­ку будет тяже­ло выдер­жать такую поезд­ку, им при­шлось взять меня с собой. И там, в Суз­да­ле, мне явил­ся – даже пом­ню, с какой точ­ки его уви­де­ла! – храм Рож­де­ства Пре­свя­той Бого­ро­ди­цы: на голу­бом небе бело­снеж­ный храм с сини­ми-пре­си­ни­ми купо­ла­ми, а на купо­лах золо­тые звез­доч­ки. Теперь я пони­маю, что имен­но в тот момент вспых­ну­ло осо­зна­ние: здесь Бог! Это осо­зна­ние в меня вошло и оста­лось. Я лет до семи дони­ма­ла роди­те­лей прось­ба­ми отвез­ти меня «в эту Суз­даль», и в один пре­крас­ный день папа при­вел меня в Коло­мен­ское. Пом­ню, была потря­се­на, что там такая же кра­со­та – белый храм (Казан­ский), синие купо­ла с золо­ты­ми звез­доч­ка­ми, и нику­да ехать не надо, эта кра­со­та рядом (мы жили в Цари­цы­но). Понять, куда с этим идти, не мог­ла – в таком воз­расте ребе­нок идет туда, куда его ведут роди­те­ли или бабуш­ки, – и что нуж­но кре­стить­ся, поня­ла поз­же, а так как в семье воз­ра­жа­ли, кре­сти­лась я после два­дца­ти. Но еще в ран­ней юно­сти я при воз­мож­но­сти ходи­ла в храм. Мой пер­вый инсти­тут – хими­че­ско­го маши­но­стро­е­ния – нахо­дил­ся непо­да­ле­ку от Ело­хов­ско­го собо­ра, и я ходи­ла в Елоховский.

‒ Поче­му в семье воз­ра­жа­ли про­тив ваше­го кре­ще­ния?

‒ Ну, во-пер­вых, роди­те­ли были ате­и­ста­ми, хоть и не воин­ству­ю­щи­ми, или ско­рее агно­сти­ка­ми, а, во-вто­рых, они боя­лись, что у меня будут из-за это­го непри­ят­но­сти. Я в МИХМ посту­пи­ла в 1984 году, вско­ре пере­строй­ка нача­лась, но даже тогда, пом­ню, на Пас­ху в Ело­хов­ский отправ­ля­ли ком­со­моль­ских акти­ви­стов, кото­рые долж­ны были отлав­ли­вать сту­ден­тов на крест­ном ходе. Я чело­век с актив­ной жиз­нен­ной пози­ци­ей, и в инсти­ту­те, кро­ме уче­бы, зани­ма­лась ком­со­моль­ской рабо­той, но ни в каких ате­и­сти­че­ских меро­при­я­ти­ях не участ­во­ва­ла – рабо­та­ла с ино­стран­ны­ми сту­ден­та­ми, пото­му что хоро­шо зна­ла немец­кий. В Ело­хов­ском собо­ре я быва­ла не толь­ко на Пас­ху, а чаще, навер­ное, мог­ла нажить и про­блем, но обошлось.

‒ В инсти­ту­тах тогда пре­по­да­ва­ли не толь­ко исто­рию КПСС и марк­сист­ско-ленин­скую фило­со­фию, но и так назы­ва­е­мый науч­ный атеизм.

‒ Даже в уни­вер­си­те­те я это заста­ла. После чет­вер­то­го кур­са я ушла из МИХ­Ма и посту­пи­ла на юрфак МГУ. Посту­па­ла в тех­ни­че­ский вуз я по сове­ту роди­те­лей без осо­бо­го жела­ния. Они физи­ки, и им тогда каза­лось, что тех­ни­че­ское обра­зо­ва­ние серьез­ней, надеж­ней. Я учи­лась в мате­ма­ти­че­ской шко­ле, роди­те­ли, с одной сто­ро­ны, пыта­лись напра­вить меня по тех­ни­че­ской сте­зе, с дру­гой сто­ро­ны, они были страст­ны­ми биб­лио­фи­ла­ми, собра­ли огром­ную биб­лио­те­ку, и я с дет­ства чита­ла на трех язы­ках: рус­ском, немец­ком и англий­ском. Поэто­му вос­пи­ты­ва­ли они тех­на­ря, а вос­пи­та­ли гума­ни­та­рия. Я еще в шко­ле хоте­ла стать вра­чом или юри­стом, в ито­ге юри­стом и стала.

Так вот, в МГУ я посту­пи­ла в 1988 году, когда празд­но­ва­лось Тыся­че­ле­тие Кре­ще­ния Руси, но и там нам пре­по­да­ва­ли пред­мет, кото­рый, по сути, был наслед­ни­ком науч­но­го ате­из­ма. Назы­вал­ся он, по-мое­му, исто­рия рели­гий, но чита­ли его быв­шие пре­по­да­ва­те­ли науч­но­го ате­из­ма, что было очень замет­но. Но часто лек­ции дости­га­ли про­ти­во­по­лож­но­го эффек­та. Для людей, кото­рые чув­ство­ва­ли Бога, иска­ли исти­ну, лек­ции эти были цен­ным источ­ни­ком инфор­ма­ции о рели­ги­ях, рели­ги­оз­ных источ­ни­ках, авто­рах духов­ной литературы.

А меня ате­и­сти­че­ская про­па­ган­да не убеж­да­ла ни тогда, ни рань­ше. Еще в шко­ле было два слу­чая, кото­рые я хоро­шо запомнила.

Клас­се в пятом нас пове­ли смот­реть ате­и­сти­че­ский фильм. Спу­стя мно­го лет до меня дошло, что это фильм про часов­ню моей свя­той ‒ бла­жен­ной Ксе­нии на Смо­лен­ском клад­би­ще. Пока­зы­ва­ли часов­ню, людей, кото­рые ходят вокруг нее, пишут запис­ки и пря­чут их в какие-то щел­ки, сто­ят, при­сло­нив­шись к стене, молят­ся, и хоро­шо постав­лен­ный голос за кад­ром вещал в том смыс­ле, что вот дескать, тем­ные люди, они дума­ют, что есть Бог и какая-то свя­тая, кото­рые им помо­гут, а Бога-то ника­ко­го и нет, всё это обман цер­ков­ни­ков. И в сле­ду­ю­щем кад­ре мет­ла выме­та­ла яко­бы эти смя­тые запис­ки. Я, ребе­нок, заме­ти­ла, что вокруг стен часов­ни моще­ние брус­чат­кой, а метел­ка-то выме­та­ет какие-то бумаж­ки по асфаль­ту, и самих стен не вид­но. Ясно, что сни­ма­лось это в раз­ных местах, то есть созда­те­ли филь­ма бес­со­вест­но вра­ли. Теперь, будучи цер­ков­ным чело­ве­ком, я знаю, что ни в одном хра­ме никто не выме­та­ет запис­ки, их сжи­га­ют в спе­ци­аль­ной печи. Тогда я об этом не дога­ды­ва­лась, но ложь почув­ство­ва­ла. Зато в голо­ве отло­жи­лось, что есть такое место, куда мож­но при­е­хать помолиться.

И еще был момент, когда нам учи­тель­ни­ца био­ло­гии рас­ска­зы­ва­ла, что, при­ча­щая мла­ден­цев, цер­ков­ни­ки спа­и­ва­ли народ. Вы поду­май­те, воз­му­ща­лась она, дава­ли, ложеч­ку вина, и вот ребе­нок рос пья­ни­цей. Конеч­но, я ниче­го не зна­ла о таин­ствах, но поня­ла, что учи­тель­ни­ца явно гово­рит какую-то глу­пость. Зато в голо­ве отло­жи­лось само сло­во «при­ча­стие» и память, что в церк­ви есть что-то такое, что даже мла­ден­цам дают.

‒ Вы уже ска­за­ли, что с дет­ства мно­го чита­ли. В лите­ра­ту­ре вы тогда виде­ли под­твер­жде­ние тому, что Бог есть?

‒ Я даже не могу назвать это под­твер­жде­ни­ем. Это ско­рее было чув­ство, что я раз­го­ва­ри­ваю с чело­ве­ком, и мно­гие важ­ные вещи мы пони­ма­ем при­мер­но оди­на­ко­во. При чте­нии книг очень часто воз­ни­ка­ло такое чув­ство вспыш­ки или узна­ва­ния: в одном месте виден Бог, в дру­гом. Рус­ская лите­ра­ту­ра вся этим про­ни­за­на, в немец­кой тоже очень мно­го. И даже в совет­ской. Я, когда уже была взрос­лой, купи­ла вин­таж­ную книж­ку «Живые стра­ни­цы». Помни­те, в началь­ной шко­ле ее чита­ли на откры­тых уро­ках? Пере­чи­та­ла ее и обра­ти­ла вни­ма­ние, что хотя она абсо­лют­но такая совет­ская, идео­ло­ги­че­ски пра­виль­ная, но в тех рас­ска­зах, кото­рые я люби­ла в дет­стве, есть сия­ние чего-то ино­го. Напри­мер, исто­рия про поляр­ни­ка, ока­зав­ше­го­ся на льдине в откры­том море. Там мно­гие люди спа­са­ют ближ­не­го, рискуя сво­ей жиз­нью. Кто душу поло­жит за дру­ги своя…

Забав­но, но имен­но совет­ская куль­ту­ра, спа­си­бо ей, зало­жи­ла в меня пони­ма­ние абсо­лют­ной непри­ем­ле­мо­сти сек­тант­ства. Был, напри­мер, такой фильм – «Тучи над Бор­ском. Он, конеч­но, самый насто­я­щий про­па­ган­дист­ский фильм, снят после хру­щев­ско­го анти­ре­ли­ги­оз­но­го поста­нов­ле­ния. Но как точ­но там пока­за­на пси­хо­ло­гия попа­да­ния в сек­ту и боло­то сек­тант­ства. Еще, пом­ню, чита­ла книж­ку о том, как девуш­ка попа­ла в сек­ту, а одно­класс­ник, кото­рый в неё влюб­лен, ищет ее по всей стране. Пред­ставь­те, там пра­во­слав­ный свя­щен­ник – поло­жи­тель­ный пер­со­наж. К нему при­хо­дит юно­ша в поис­ках подру­ги, свя­щен­ник под­ска­зы­ва­ет, где ее нуж­но искать, и дей­стви­тель­но ока­зы­ва­ет­ся, что она у «стран­ни­ков». С огром­ны­ми труд­но­стя­ми ее спа­са­ют. Потом они вме­сте при­хо­дят к свя­щен­ни­ку поде­лить­ся с ним сво­ей радо­стью, рас­ска­зы­ва­ют, что она из этой сек­ты ушла. А жизнь дей­стви­тель­но страш­ной сек­ты бегу­нов (стран­ни­ков) опи­са­на, как я теперь пони­маю, точ­но, прав­ди­во и очень силь­но. Уди­ви­тель­но, что такая кни­га была изда­на в семи­де­ся­тые годы, и заме­ча­тель­но, что я её про­чи­та­ла. Не вижу сей­час на пол­ках пра­во­слав­ной лите­ра­ту­ры ниче­го подоб­но­го, а зря.

Я, соб­ствен­но, к тому, что, если у души есть вот этот духов­ный слух, есть в вере потреб­ность – она най­дет под­твер­жде­ние сво­ей вере даже в самой мах­ро­вой без­бож­ной пропаганде.

‒ А като­ли­че­ство с про­те­стан­тиз­мом вас нико­гда не при­вле­ка­ли? Вы ска­за­ли, что счи­та­е­те одним из глу­бо­чай­ших рели­ги­оз­ных мыс­ли­те­лей Унамуно.

‒ Счи­таю, но по моим ощу­ще­ни­ям он в сво­их сочи­не­ни­ях выска­зы­ва­ет пра­во­слав­ные по духу мыс­ли. И потом, наши рели­ги­оз­ные мыс­ли­те­ли – это оке­ан. Глу­би­ну их никто не пре­взо­шел. Мож­но не искать ниче­го вне Православия.

Я еще в дет­стве езди­ла с роди­те­ля­ми отды­хать в Кали­нин­град­скую область, в Зеле­но­градск, там есть и кир­ха, и про­те­стант­ские часо­вен­ки, и костел, мы всю­ду побы­ва­ли, да, кра­си­во, орган игра­ет, хор поет, но наши пра­во­слав­ные церк­ви иные. У като­ли­ков ико­ны похо­жи на кар­ти­ны, у про­те­стан­тов икон вооб­ще нет ‒ и то и дру­гое мне было стран­но. И еще они там сидят во вре­мя служ­бы. Было ж какое-то смут­ное чув­ство, что надо у Бога сто­ять… Удоб­ные лав­ки, перед каж­дым местом лежит малень­кий молит­вен­ник, мне, пом­ню, очень хоте­лось взять один себе… В общем, всю­ду побы­ва­ла, не ото­зва­лось. Мой дом в нашей Церк­ви, я в ней люб­лю абсо­лют­но всё, от камен­ных плит пола до кре­ста на купо­ле, люб­лю этот свет, наши ико­ны, наши служ­бы, всё.

‒ Кре­сти­лись вы после Тыся­че­ле­тия Кре­ще­ния Руси?

‒ Да, как раз Ксе­ния Петер­бург­ская была при­чис­ле­на к лику свя­тых. Уже никто не мог мне поме­шать. Бла­го­сло­вил меня кре­стить­ся насто­я­тель Казан­ско­го хра­ма в Коло­мен­ском отец Свя­то­слав, он назна­чил свя­щен­ни­ка меня кре­стить, и с тех пор я хожу к это­му свя­щен­ни­ку, он теперь игу­мен Алек­сий, почет­ный насто­я­тель хра­ма Усек­но­ве­ния гла­вы Иоан­на Пред­те­чи в Дья­ко­ве – это тоже в Коло­мен­ском. Всю свою цер­ков­ную жизнь я с одним духов­ни­ком, сво­им батюш­кой. Это боль­шое везе­ние и счастье.

‒ Тогда же вы ушли из МИХ­Ма и посту­пи­ли на юрфак МГУ. Почув­ство­ва­ли вы там какие-то перемены?

‒ В МГУ я учи­лась на вечер­нем отде­ле­нии. Набра­ла доста­точ­но бал­лов для днев­но­го, но уже рабо­та­ла в Вер­хов­ном суде и реши­ла, что луч­ше парал­лель­но с уче­бой при­об­ре­тать прак­ти­че­ский опыт, и оста­лась на вечер­нем. Я же не после шко­лы посту­па­ла, надо было навер­сты­вать упу­щен­ное. У вечер­ни­ков сту­ден­че­ская жизнь не такая насы­щен­ная, поэто­му мно­гие факуль­тет­ские меро­при­я­тия про­хо­ди­ли мимо меня, но ате­и­сти­че­ская про­па­ган­да тогда уже сошла на нет, никто ей не зани­мал­ся. Наобо­рот, свя­щен­ни­ков ста­ли при­гла­шать в уни­вер­си­тет. У меня даже в запи­сях сохра­ни­лась лек­ция, кото­рую чита­ли игу­мен Сер­гий (Соко­лов) (буду­щий епи­скоп), его брат, отец Нико­лай Соко­лов, и игу­мен Исайя из Тро­и­це-Сер­ги­е­вой лав­ры. В боль­шом зале ябло­ку негде было упасть, сто­я­ли в про­хо­дах. Очень мно­го ново­го узна­ла, неко­то­рые вещи меня потряс­ли. «Стра­да­ние – резуль­тат гре­ха»… С тех пор ста­ла доста­вать кни­ги о вере, читать. Не было ника­ко­го жела­ния искать какую-то дру­гую инфор­ма­цию, пото­му что дав­но уже чув­ство­ва­ла при­сут­ствие Бога в сво­ей жиз­ни и в мире.

‒ Еван­ге­лие вы к тому вре­ме­ни уже прочли?

‒ Еван­ге­лие про­чла ещё в дет­стве, как ни стран­но. Еще стран­нее, что на цер­ков­но­сла­вян­ском. Мы с отцом каж­дый день ходи­ли гулять в Цари­цы­но, там, в посел­ке Лени­но, тогда сно­си­ли ста­рые доре­во­лю­ци­он­ные дачи, мы забре­ли в одну из них и уви­де­ли раз­би­тый шкаф со ста­ры­ми кни­га­ми. Две кни­ги мы взя­ли – одна из них была в дере­вян­ной облож­ке, и это ока­за­лась Псал­тырь, издан­ная во вре­ме­на импе­ра­то­ра Пав­ла, а вто­рая – Еван­ге­лие 1900 года. Они и сей­час хра­нят­ся у меня как семей­ные релик­вии, поче­му-то долж­ны были они спа­стись из это­го раз­ру­шен­но­го дома. Мне тогда было лет шесть, и я с увле­че­ни­ем ста­ла раз­би­рать эти тек­сты, посте­пен­но разо­бра­ла, рас­шиф­ро­ва­ла все тит­лы, и с тех пор сво­бод­но читаю на цер­ков­но­сла­вян­ском и счи­таю абсо­лют­ным совер­шен­ством цер­ков­но­сла­вян­ский шрифт.

Так Бог посы­ла­ет самым неожи­дан­ным обра­зом имен­но то, что нуж­но. Ну где в совет­ское вре­мя мож­но было взять Еван­ге­лие и ста­ро­пе­чат­ную Псал­тырь? И поче­му имен­но их забрал мой отец из раз­ва­лин? Навер­ное, когда-то я узнаю ответ.

‒ Были у вас какие-то нео­фит­ские перегибы?

‒ Нет, не могу этим похва­стать­ся. В посты не сиде­ла на воде и хле­бе, в палом­ни­че­ства езди­ла, но за всю жизнь все­го несколь­ко раз. Нео­фит­ское горе­ние часто закан­чи­ва­ет­ся опу­сто­шен­но­стью, я это­го опа­са­лась и ста­ра­лась «не пере­едать» и детей «не пере­карм­ли­вать». Палом­ни­че­ство рань­ше все­гда было собы­ти­ем и запо­ми­на­лось навсе­гда, не было так, что сел в маши­ну и через два часа у стен свя­ты­ни. Наску­чит, если часто ездить.

Был, прав­да, пери­од, когда я брю­ки ред­ко носи­ла, пото­му что доч­ки пошли в пра­во­слав­ную шко­лу при Андре­ев­ском мона­сты­ре, и надо было пода­вать им при­мер хож­де­ния в юбке. Сама мно­го юбок себе тогда наши­ла, плат­ки я про­сто люб­лю, но тако­го, что­бы за кило­метр было вид­но, что я пра­во­слав­ная, не было.

‒ Сего­дня одна из самых рас­про­стра­нён­ных про­блем в пра­во­слав­ных семьях – уход детей из Церк­ви. Потом неко­то­рые воз­вра­ща­ют­ся, но в пере­ход­ном воз­расте почти все охла­де­ва­ют к вере и ходят в цер­ковь очень ред­ко, а часто вооб­ще пере­ста­ют ходить.

‒ Теперь я счи­таю, что пере­ход­ный воз­раст – сво­е­го рода болезнь с набо­ром симп­то­мов, бунт про­тив глав­но­го век­то­ра вос­пи­та­ния вхо­дит в этот набор. Навер­ное, неко­то­рым роди­те­лям повез­ло боль­ше, чем нам, а мы с этой про­бле­мой столк­ну­лись. У нас три доче­ри: 25 лет, 24 и 16. У млад­шей сей­час как раз пере­ход­ный воз­раст и мно­го вопро­сов, на кото­рые быва­ет непро­сто отве­тить, а стар­шая и сред­няя отда­ли­лись. Стар­шая сей­час начи­на­ет поти­хонь­ку воз­вра­щать­ся – чита­ет мит­ро­по­ли­та Сурож­ско­го Анто­ния, про­яв­ля­ет инте­рес к этой теме и даже поду­мы­ва­ет о рели­гио­вед­че­ском обра­зо­ва­нии. Я очень пере­жи­ва­ла по пово­ду их отхо­да от Церк­ви, кори­ла себя, но муд­рый отец Алек­сандр Тро­иц­кий ска­зал мне: «Что вы пере­жи­ва­е­те? К Богу у каж­до­го свой путь. Вы зер­на бро­си­ли ‒ даль­ше уж как полу­чит­ся, моли­тесь о них».

А отец Лев Арша­кян гово­рит: «Неуже­ли вы дума­е­те, что будет так, как хоти­те вы, а не так, как хочет Бог?» Поэто­му теперь я думаю, что от нас не так уж мно­го зави­сит в смыс­ле вос­пи­та­ния детей, как нам бы хоте­лось. Молить­ся надо, дать обра­зо­ва­ние надо, а осталь­ное – «отдай­те Богу отвертку».

‒ А что вы дума­е­те о пра­во­слав­ных шко­лах? Есть очень хоро­шие, но часто быва­ет, что роди­те­ли сна­ча­ла даже не пред­став­ля­ют, что их дети могут учить­ся в какой-то шко­ле, кро­ме пра­во­слав­ной, а через несколь­ко лет пере­во­дят детей в обыч­ную. Неко­то­рые роди­те­ли со вре­ме­нем разо­ча­ро­вы­ва­ют­ся в пра­во­слав­ной школе.

‒ Какие-то недо­стат­ки есть в любой шко­ле, и пра­во­слав­ные шко­лы не исклю­че­ние. Но не думаю, что под­рост­ки отхо­дят от Церк­ви из-за каких-то недо­стат­ков пра­во­слав­ной шко­лы. Отхо­дят пото­му, что им надо отой­ти по сво­им внут­рен­ним при­чи­нам. Если чело­век ищет повод отвер­нуть­ся от Бога и от Церк­ви, он этот повод най­дет. Бабуш­ка в церк­ви сде­ла­ла мне заме­ча­ние – я боль­ше в вашу цер­ковь ни ногой. На мой взгляд, это так же наив­но, как гово­рить, что меня в реги­стра­ту­ре обру­га­ла мед­сест­ра, поэто­му я боль­ше лечить­ся не буду, к вра­чам не обращусь.

Я счи­таю, что при про­чих рав­ных усло­ви­ях в пра­во­слав­ных шко­лах обста­нов­ка в целом здо­ро­вее, чем «в сред­нем по боль­ни­це». Всё-таки очень важ­но, когда у педа­го­гов и роди­те­лей общие цен­но­сти. Меня немно­го пуга­ют толь­ко «элит­ные» пра­во­слав­ные шко­лы, на кото­рые дела­ет­ся мно­го круп­ных пожерт­во­ва­ний. Там могут ока­зать­ся дети не пото­му, что их роди­те­ли веру­ю­щие, а пото­му, что сей­час это попу­ляр­но или шко­ла самая хоро­шая в рай­оне – осо­бен­но в обла­сти есть такая тема: при­лич­ных школ побли­зо­сти нет, и из кот­те­джей везут сво­их детей в пра­во­слав­ную шко­лу совер­шен­но нецер­ков­ные люди.

Роди­те­ли дума­ют, что если они дома ребен­ка к это­му не могут при­об­щить, посколь­ку сами не живут цер­ков­ной жиз­нью, то шко­ла за них это сде­ла­ет. Как гово­рил отец Борис Дани­лен­ко: сда­ли в каме­ру хра­не­ния, пусть нам его воцер­ко­вят. Это невоз­мож­но. Если семья не молит­ся дома, в храм не ходит и внут­рен­ней потреб­но­сти в этом не чув­ству­ет, а в шко­ле поло­же­но в какие-то дни ходить на литур­гию, ребен­ку всё это будет в тягость. И когда ему надо будет отой­ти – вот тут вы и услы­ши­те, что вино­ва­та пра­во­слав­ная школа.

‒ Зна­чит, у вас о пра­во­слав­ной шко­ле, в кото­рой учи­лись ваши дети, хоро­шие воспоминания?

‒ Да. Мои стар­шие дети учи­лись в несколь­ких пра­во­слав­ных шко­лах. Сна­ча­ла при Андре­ев­ском мона­сты­ре, потом мы пере­еха­ли за город, и они год про­учи­лись в Тро­иц­кой шко­ле, а затем пере­шли в «Плёс­ко­во» ‒ еще при Ната­лье Геор­ги­евне Горе­ло­вой. В пер­вый наш при­езд мы позна­ко­ми­лись с Ната­льей Геор­ги­ев­ной, с матуш­кой Ната­льей Соко­ло­вой (ее кни­га «Под кро­вом Все­выш­не­го» одна из моих люби­мых) и насто­я­щим Ильей Муром­цем плёс­ков­ской шко­лы – стар­шим вос­пи­та­те­лем Адри­а­ном, и поныне вспо­ми­на­ем этот день. Я гово­ри­ла, что в нача­ле мое­го духов­но­го пути мне во мно­гом помог­ла разо­брать­ся лек­ция, кото­рую чита­ли в МГУ бра­тья Соко­ло­вы и игу­мен Исайя, а Ната­лья Геор­ги­ев­на была чадом покой­но­го вла­ды­ки Сер­гия (Соко­ло­ва). И сама она потря­са­ю­щий чело­век, бес­ко­неч­но доро­гой мое­му сердцу.

В «Плёс­ко­во», как в любой живой шко­ле, не всё иде­аль­но, но я счи­таю ее заме­ча­тель­ным, уни­каль­ным местом, пото­му что там царит любя­щая атмо­сфе­ра, и детей дей­стви­тель­но учат дру­жить. И, конеч­но, это див­ный парк быв­шей усадь­бы, липо­вые аллеи, зда­ния пре­крас­ной архи­тек­ту­ры, создан­ный с боль­шой любо­вью храм. Кра­со­та эта навсе­гда запе­чат­ле­ва­ет­ся в серд­цах детей.

Бла­го­сло­ве­ние на поступ­ле­ние давал нам ста­рец, тогда схи­и­гу­мен, ныне схи­ар­хи­манд­рит Илий, он окорм­ля­ет эту шко­лу. Встре­ча со стар­цем – глав­ное собы­тие моей лич­ной цер­ков­ной жиз­ни. Меня при­ве­ли к нему два­дцать лет назад, и с тех пор по всем важ­ным вопро­сам обра­ща­лись к нему: сна­ча­ла езди­ли в Опти­ну пустынь, потом в Пере­дел­ки­но. По его молит­вам роди­лась наша млад­шая дочь. Из-за пан­де­мии этот год про­шел без батюш­ки, к нему было не попасть, мне его очень не хватает.

‒ Вера повли­я­ла на то, что из мно­же­ства юри­ди­че­ских спе­ци­аль­но­стей вы выбра­ли адвокатуру?

‒ Я все­гда хоте­ла быть адво­ка­том, пото­му что в роди­тель­ской биб­лио­те­ке была и такая заме­ча­тель­ная кни­га – «Судеб­ные речи извест­ных рус­ских юри­стов». Она до сих пор у меня сто­ит. Там собра­ны речи зна­ме­ни­тых рус­ских адво­ка­тов: Караб­чев­ско­го, Андре­ев­ско­го, Пле­ва­ко. Еще у нас дома было собра­ние сочи­не­ний Кони.

Если чест­но отно­сить­ся, то это нрав­ствен­ное и хри­сти­ан­ское заня­тие. Ещё свя­ти­тель Нико­лай Угод­ник засту­пал­ся за осуж­ден­но­го на казнь. Защит­ник дол­жен помочь обви­ня­е­мо­му и, даже если это пре­ступ­ник, открыть суду какие-то его хоро­шие сто­ро­ны, все­лить состра­да­ние, спа­сти от облыж­но­го[1] обви­не­ния и, если он всё-таки дол­жен быть нака­зан, не дать нака­зать его силь­нее, чем нуж­но. Защит­ник посе­ща­ет в тюрь­ме. На мой взгляд, это пол­но­стью сов­па­да­ет с хри­сти­ан­ски­ми прин­ци­па­ми. Так и рабо­та­ли защит­ни­ки в доре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии – доста­точ­но почи­тать их речи, что­бы в этом убедиться.

В Вер­хов­ном суде, где я рабо­та­ла, учась на юрфа­ке, было несколь­ко веру­ю­щих судей – они веру не афи­ши­ро­ва­ли, но как-то было понят­но. Вооб­ще мне все­гда вез­ло на людей. С само­го дет­ства. И, конеч­но, повез­ло, что я попа­ла в Вер­хов­ный суд – там тогда рабо­та­ли потря­са­ю­щие люди. Были судьи-фрон­то­ви­ки, несги­ба­е­мые, кри­сталь­ные, кото­рые мог­ли отве­тить «нет» на зво­нок из самой высо­кой инстан­ции. Один из них – быв­ший член Пре­зи­ди­у­ма Вер­хов­но­го суда, попла­тил­ся сво­им местом в Пре­зи­ди­у­ме, когда отка­зал­ся по звон­ку от само­го Чер­нен­ко (в ту пору ген­се­ка) решить какое-то дело кон­крет­ным обра­зом. Это было до меня, но исто­рию эту часто рас­ска­зы­ва­ли в суде. Руко­во­ди­тель соста­ва, в кото­ром я рабо­та­ла, Иван Нико­ла­е­вич Кара­сёв, про­шел всю вой­ну и закон­чил ее лей­те­нан­том стрел­ко­во­го взво­да на Вис­ле. Когда он ушёл из жиз­ни, его отпе­ва­ли в пра­во­слав­ной церк­ви. Мно­го было людей, о кото­рых сто­и­ло бы рас­ска­зать отдельно.

Судьи Вер­хов­но­го суда отно­си­лись к нам, девоч­кам-сек­ре­та­рям, по-оте­че­ски, сове­то­ва­ли, настав­ля­ли. В моло­до­сти всем инте­рес­на кри­ми­на­ли­сти­ка: ловить пре­ступ­ни­ков, рас­кры­вать пре­ступ­ле­ния, роман­ти­ка. Я рабо­та­ла в уго­лов­ном соста­ве и, конеч­но, соби­ра­лась в сле­до­ва­те­ли. Но извест­ный сво­и­ми чекан­ны­ми фор­му­ли­ров­ка­ми Юрий Алек­сан­дро­вич Гово­ров ска­зал мне: «Деточ­ка, быть надо либо судьей, либо адво­ка­том. Судить и защи­щать даже коро­ли счи­та­ли за честь, а свя­зы­вать руки и раз­вя­зы­вать язы­ки они дру­гих нахо­ди­ли». Как я ему бла­го­дар­на! После это­го у меня не оста­лось ника­ких сомне­ний в том, что след­ствие и про­ку­ра­ту­ра не моё. Судье при­хо­дит­ся обви­нять намно­го чаще, чем оправ­ды­вать, а у меня оправ­да­тель­ный уклон, поэто­му думаю, что выно­сить при­го­во­ры мне было бы тяже­ло. Пошла в адво­ка­ты и до сих пор счи­таю, что сде­ла­ла пра­виль­ный выбор.

‒ А поче­му заня­лись граж­дан­ски­ми дела­ми, а не уголовными?

‒ В Вер­хов­ном суде я рабо­та­ла в уго­лов­ном соста­ве. Уви­де­ла мно­гое, чего в рай­он­ном суде мог­ла и не уви­деть, пото­му что в Вер­хов­ный суд сте­ка­ют­ся дела по тяж­ким пре­ступ­ле­ни­ям. Дол­го сиде­ла на уго­лов­ных делах серьез­ной кате­го­рии и со вре­ме­нем поня­ла, что это, конеч­но, инте­рес­но, но на прак­ти­ке опи­сы­вать тру­пы ника­ко­го удо­воль­ствия не достав­ля­ет, а в дол­го­сроч­ной пер­спек­ти­ве доволь­но трав­ма­тич­но. Опять посо­ве­то­ва­лась – на этот раз с пред­се­да­те­лем соста­ва, и он ска­зал: «Ну какой кри­ми­на­лист юрист? Что мы зна­ем? Свой Уго­лов­ный кодекс? А граж­дан­ское пра­во – тома! Это же инте­рес­но! Вот циви­лист[2] – юрист!» С это­го момен­та я заин­те­ре­со­ва­лась граж­дан­ским пра­вом. Оно дей­стви­тель­но ока­за­лось целым миром. Кста­ти, исто­ки наше­го граж­дан­ско­го пра­ва – в пра­ве Древ­не­го Рима, оно ровес­ник христианства.

‒ О про­фес­сии адво­ка­та есть мно­го мифов. В совет­ское вре­мя мно­гие на пол­ном серье­зе утвер­жда­ли, буд­то соци­а­ли­сти­че­ский закон настоль­ко совер­ше­нен, что защит­ник в суде не нужен. Я не при­ду­мы­ваю – сам слы­шал такое в 1986 или 1987 году от пре­по­да­ва­тель­ни­цы полит­эко­но­мии. В пост­со­вет­ской Рос­сии родил­ся дру­гой миф: адво­ка­ты ‒ бес­прин­цип­ные цини­ки, гото­вые за день­ги оправ­дать само­го страш­но­го зло­дея. Я пони­маю, что это обы­ва­тель­ские рас­суж­де­ния, мало обще­го име­ю­щие с реаль­но­стью, но быва­ют сомне­ния по пово­ду того, этич­но ли брать­ся за то или иное дело?

‒ Адво­кат «оправ­ды­ва­ет зло­дея» не пото­му, что он циник или опла­чен, а пото­му, что нет дока­за­тельств вины. Хотя да, есть и цини­ки, и бес­прин­цип­ные люди.

Про­фес­сия адво­ка­та хоро­ша еще и тем, что есть выбор. Если ты судья, от тебя вооб­ще не зави­сит, какие дела зав­тра лягут тебе на стол. А адво­кат может выби­рать. Может про­кон­суль­ти­ро­вать чело­ве­ка, но ска­зать: я вести ваше дело не ста­ну, пото­му что вы непра­вы. В моей прак­ти­ке такие слу­чаи были. Я все­гда ста­ра­юсь быть на той сто­роне, кото­рую счи­таю мораль­но пра­вой. Напри­мер, за все годы рабо­ты я толь­ко один раз участ­во­ва­ла в про­цес­се на сто­роне отца, за огра­ни­че­ние прав мате­ри, пото­му что в той ситу­а­ции детям дей­стви­тель­но луч­ше было остать­ся с отцом. А помо­гать отцу отобрать детей у мате­ри про­сто пото­му, что он хоро­шо запла­тит, я не ста­ну, даже если ко мне мил­ли­о­нер обра­тит­ся с такой просьбой.

Конеч­но, за годы рабо­ты у меня, как у любо­го спе­ци­а­ли­ста, быва­ли эти­че­ски слож­ные ситу­а­ции, но не такие, что­бы лежа­ли кам­нем на душе.

‒ Вера помо­га­ет вам в работе?

‒ Не толь­ко в рабо­те, в жиз­ни. Когда есть линей­ка, с кото­рой можешь под­хо­дить ко все­му, это очень помо­га­ет. Глав­ное ‒ нико­гда не забы­вать эту мер­ку, пом­нить, что ты хри­сти­а­нин, тебе мно­го дано бла­го­да­ря тво­ей вере.

В слож­ные момен­ты мож­но не про­сто «оста­но­вить­ся и поду­мать», мож­но ещё вер­нуть себе молит­вой душев­ный мир, руко­вод­ство­вать­ся не «прав­дой и спра­вед­ли­во­стью», кото­рые у каж­до­го свои, а исти­ной, кото­рая исхо­дит от Бога. Вера поз­во­ля­ет видеть волю Божию во всем, что про­ис­хо­дит, и руку Божию во всем, что окру­жа­ет, преж­де все­го, в кра­со­те, мно­го­об­ра­зии и совер­шен­стве при­ро­ды. И толь­ко вера дела­ет нас сопри­част­ны­ми веч­но­сти и бесконечности.

Бесе­до­вал Лео­нид Виноградов

[2] Циви­ли­сти­ка – отрасль юрис­пру­ден­ции, изу­ча­ю­щая граж­дан­ское пра­во, циви­лист – спе­ци­а­лист по граж­дан­ско­му пра­ву – Л.В.

Источник