Аутотрансплантация печени что это
Трансплантация печени в Санкт-Петербурге
Большинство пациентов с установленным диагнозом «цирроз печени» теряют надежду на выздоровление и не имеют реального представления о возможностях современного лечения. Это особая категория пациентов, для которых постоянный врачебный контроль и своевременная коррекция терапии может предотвратить развитие осложнений, улучшить качество и продолжительность жизни. В связи с чем, все пациенты с циррозом печени вне зависимости от его выраженности и наличия осложнений должны регулярно наблюдаться специалистом и не заниматься самолечением.
Однако, довольно часто заболевание печени прогрессирует несмотря на все усилия пациента и врача, что требует более радикального лечения. В настоящее время трансплантация печени наиболее эффективный, а иногда и единственный, метод лечения больных с декомпенсированным циррозом печени.
Статистка
Современное развитие медицинских технологий и клинической фармакологии позволяют достаточно успешно во всем мире проводить трансплантацию печени, обеспечивать хорошее состояние пациентов после данной операции. Ежегодно в мире выполняется до 25 тысяч операций трансплантации печени. В СССР первая трансплантации печени была выполнена в феврале 1990 г. в Москве.
В Санкт-Петербурге первые операции по трансплантации печени были выполнены в 1998 г. в ЦНИРРИ (ныне ФГБУ «Российский Научный Центр Радиологии и Хирургических Технологий»). ФГБУ «РНЦРХТ» является ведущим в Северо-Западном регионе России учреждением, осуществляющим ортотопическую трансплантацию печени. К середине 2017-го года в данном центре проведено около 200 пересадок печени жителям Санкт-Петербурга, Ленинградской области и других регионов России.
Средняя продолжительность жизни после трансплантации печени достигает 10 лет.
Показания к пересадке печени
Операция трансплантации печени — высокотехнологичное, трудоемкое оперативное вмешательство, требующее слаженной работы большой команды хирургов и анестезиологов. В некоторых случаях операция длится более 10 часов. Кратко основные этапы можно разделить на удаление собственной печени реципиента (гепатикэктомия), далее проводится имплантация донорской печени и её реваскуляризация. Завершается операция реконструкцией желчевыводящих путей.
Финансирование операции трансплантации печени в Российской Федерации осуществляется за счет средств федерального бюджета. Надо отметить, что в нашем городе не выполняются операции по родственной пересадке печени, а также операции на коммерческой основе.
Декомпенсирование цирроза печени любой этиологии может заставить задуматься врача о возможности трансплантации в конкретном клиническом случае. В соответствии с национальными рекомендациями показанием для трансплантации печени является необратимая острая или терминальная (крайне тяжелая) стадия хронической печеночной недостаточности различной этиологии. К данным заболеваниям относят:
Противопоказания к трансплантации печени
В соответствии с нормативными документами абсолютными противопоказаниями для трансплантации печени являются:
Относительными противопоказаниями являются:
Кроме того, в рамках комплексной оценки физического и психического состояния пациента в центре трансплантации пациент также осматривается медицинским психологом, неврологом, анестезиологом и хирургом.
После положительного решения данные пациента вносятся в единый региональный электронный лист ожидания трансплантации печени. Пациент может быть включен в лист ожидания трансплантации печени только в одном субъекте РФ.
Лист ожидания операции
В настоящее время сложилась такая ситуация, что не во всех субъектах РФ работает программа донорства органов, и работают специализированные центры трансплантации, выполняющие операции по пересадке печени.
Постановка пациентов в лист ожидания трансплантации печени, порядок наблюдения и обследования происходит строго в рамках действующих нормативных документов — закона РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека», национальным клиническим рекомендациям и соответствующим приказам.
Лист ожидания операции по пересадке печени
Решение о том, что для конкретного пациента не осталось вариантов терапевтического лечения и подготовка направление на хирургическое вмешательство (трансплантацию печени) осуществляется только лечащим врачом.
Для рассмотрения пациента в качестве кандидата на трансплантацию печени лечащим врачом оформляется направление по установленному образцу, а также предоставляются данные лабораторных и инструментальных исследований (перечень необходимых исследований может быть индивидуально изменен в зависимости от сопутствующей патологии).
В перечень документов входят:
Только при наличии полного пакета необходимых обследований трансплантационная комиссия оценивает наличие противопоказаний для проведения пересадки печени.
Ожидание операции и жизнь после нее
Ожидание трансплантации печени, наверное, самый тяжелый и напряженный отрезок в жизни пациента. При этом важно знать, что очередность в листе ожидания определяется только по медицинским показателям, а не по очередности включения в него. В связи с этим, особенно актуальным становиться наблюдение пациента лечащим врачом (гастроэнтеролог, гепатолог, инфекционист), регулярные осмотры, контроль необходимых показателей крови для оценки прогрессии печеночно-клеточной недостаточности по шкалам, используемым в трансплантации печени (MELD, Child-Turcotte-Pugh), своевременная коррекция терапии, а также выявление показаний для хирургического лечения (эндоскопическое лигирование расширенных вен пищевода и желудка, необходимость трансъюгулярного внутрипеченочного портосистемного шунтирования (TIPS) и др.).
Пациент, находящийся в листе ожидания должен пребывать в непосредственной близости от центра, к которому он относится, т.е. проживать в данном регионе (городе). При появлении подходящего органа, пациент положено незамедлительно явиться в центр трансплантации для проведения подготовительных мероприятий. Однако, многие пациенты, уже перенесшие подобную операцию дождались «свой орган» не сразу. Отбор донорского органа для трансплантации сложный поэтапный процесс и нередки случаи, когда только на последнем этапе выявляются показатели, говорящие о непригодности донорского органа. Так, встречаются случаи, когда успешная операция проводилась далеко не на первый вызов в центр трансплантации.
Многие пациенты наблюдаются в листе ожидания трансплантации печени до нескольких лет и их состояние не прогрессирует. В данном случае можно порадоваться за таких пациентов, нашедших компетентного специалиста, который своевременно и грамотно проводит коррекцию поддерживающей терапии цирроза печени. Существует такое мнение – «чем дольше пациент живет со своей печенью, тем лучше для него». И зачастую это правда. Трансплантация печени дает пациенту новый здоровый орган, и при этом вынуждает его на ежедневный прием иммуносупрессивных препаратов до конца жизни, постоянный контроль (врачебный, лабораторный, инструментальный). Подбор препаратов, предотвращающих отторжение новой печени проводится строго индивидуально и зависит от исходного заболевания, наличия сопутствующей патологии, функционирования трансплантанта, а также побочных эффектов препаратов. Иммуносупрессивные препараты для поддержания работы пересаженного органа пациенты получают бесплатно в специализированной аптеке по льготным рецептам в своем регионе.
В послеоперационном периоде изменения в рационе, главным образом затрагивают ранний послеоперационный период и связанны с восстановлением пищеварения после обширного хирургического вмешательства, необходима коррекция питания в связи с отсутствием желчного пузыря, а также возможными побочными эффектами иммуносупрессивной терапии. Образ жизни пациентов после успешно проведенной операции трансплантации печени зачастую радикально не изменяется. Пациенты продолжают работать, водить машину, летать на самолетах, заниматься спортом, женщины рожают детей.
Таким образом – трансплантация печени реальность современной жизни. Еще раз обратим внимание на то, что каждый пациент с циррозом печени должен быть под наблюдением специалиста. Состояние современной медицины и фармакологии позволяет длительное время поддерживать цирроз в компенсированном состоянии. Однако, рядом с пациентом должен быть врач, который может регулярно и полно оценить состояние печени и своевременно отправить пациента в центр трансплантации.
Трансплантация печени
Общая информация
Краткое описание
Трансплантация печени – это органозамещающий/ органосовмещающий метод оперативного лечения терминальных стадий заболеваний печени.
Автоматизация клиники: быстро и недорого!
— Подключено 300 клиник из 4 стран
Автоматизация клиники: быстро и недорого!
Мне интересно! Свяжитесь со мной
Классификация
Диагностика
II. МЕТОДЫ, ПОДХОДЫ И ПРОЦЕДУРЫ ДИАГНОСТИКИ И ЛЕЧЕНИЯ
Лечение
• полное отсутствие психологической готовности пациента к пересадке печени.
Требования к оснащению: согласно приказа и.о. Министра здравоохранения Республики Казахстан от 3 ноября 2011 года № 763 «Об утверждении Положения о деятельности медицинских организаций, оказывающих нейрохирургическую помощь»; приказа МЗ РК № 199 от 29 марта 2013 года «О мерах по развитию службы трансплантации органов и тканей в Республике Казахстан»
• передвижной операционный стол для подготовки печеночного графта.
• антибиотик вводится внутривенно за 30-60 минут до начала операции.
• базиликсимаб 20 мг, в/в, перед реперфузией.
наркотические анальгетики (фентанил 10-25 мкг/кг в\в каждые 20-30 минут), ингаляционный анестетик (севофлуран), низкопоточная анестезия до 2 л/мин, пропофол 4-12 мг/кг/ч в\в, миорелаксация – рокурония бромид 0,5 мг/кг в\в каждые 60-90 мин.
свежая эритроцитарная масса.
затем препарат вводится с 2-3-часовыми интервалами на протяжении первых 24-48 ч в зависимости от проводимого вмешательства и клинического состояния пациента.
• ингибиторы фосфодиэстеразы V (силденафил) 25-300 мг/сут.
После перфузии, производится препаровка кровеносных и инкреторных сосудов, а также, желчного протока, для формирования анастомозов. По мере готовности бригады, выполняющей основной этап операции, лоток с печеночным графтом транспортируется к операционному столу, для проведения трансплантации.
• доступ Старлза (лапаротомия трехлучевой формы по типу символа «Мерседес») (Рисунок 1).
Рис. 1 Доступ Старлза
В случае выраженной спленомегалии с синдромом гиперспленизма, может быть произведена спленэктомия.
Последовательно пережимаются кровеносные и инкреторные сосуды: печеночная артерия, сосуд портальной системы, желчный проток и сосуды, впадающие в нижнюю полую вену (ветви печеночной вены). Пересекаются желчные протоки; те их ветви, которые не планируется вовлекать в анастомоз, ушиваются ручным способом. На сосудистых зажимах, отсекаются сосудистые структуры (печеночной артерии, воротной вены, печеночной вены), с которыми планируется производить анастомозы. Ветви сосудов, не планируемые к вовлечению в анастомоз, прошиваются ручным или аппаратным способом.
Производится контрольная ультразвуковая допплерография, оценивается внутрипеченочный венозный кровоток.
Проводится контроль наличия желчеистечения: через дренажную трубку вводится метиленовая синька. При обнаружении желчеистечения из сформированных анастомозов и/или мелких желчных протоков проводится их прошивание шовным материалом (пролен 4,0-5,0).
Публикации в СМИ
Трансплантация печени
Ольга Беклемищева: Сегодня мы поговорим о трансплантации печени. На самом деле вопросы трансплантации давно привлекают нашу передачу, и, наверное, потому, что по выражению Русской православной церкви, высший гуманистический акт, который доступен человеку, – это завещать свои органы другим людям. И сегодня мы поговорим о трансплантации печени, о том, почему она необходима, кому именно, и что бывает, если органов для трансплантации не хватает.
Алексей Владимирович, когда появилась вообще возможность осуществлять трансплантации печени в России?
Алексей Чжао: В России первая трансплантация была выполнена в 1990 году. В общем-то, с этого момента появилась возможность выполнять эту трансплантацию, потому что она была внедрена группой ученых из Научного Центра хирургии. Сейчас этот Центр назван в честь Бориса Васильевича Петровского. Профессор Ерамишанцев, наш учитель в этой области, он был первым, кто выполнил трансплантацию печени ортотопическую, трупную, в России.
Ольга Беклемищева: А сейчас я хочу спросить профессора Голубева. А когда в США начала проводиться трансплантация печени?
Тем не менее, многочисленные трудности на пути успеха постепенно преодолевались, и к концу 80-х годов в Питтсбурге, ставшим центром такого рода работы, ежегодно под руководством доктора Старла выполнялось до 500 трансплантаций печени. На конгрессе, посвященном 25-летнему юбилею пересадки печени, в 1988 году было зачитано послание президента Рейгана, отметившего выдающуюся роль доктора Старла в становлении этой новой и чрезвычайно актуальной области медицины. К этому времени было разработано и внедрено в практику трансплантации много принципиальных нововведений, и, в частности, особый консервирующий раствор Висконсинского университета, позволяющий увеличить время консервации печени с 6 до 24 часов. К концу 90-х годов в Америке проводилось уже около 5 тысяч трансплантаций печени в год.
В настоящее время трансплантация печени является стандартным лечебным мероприятием, которое показано в тех случаях, когда уже невозможно рассчитывать на выздоровление или стабилизацию патологического процесса в печени, и успеха можно добиться только путем трансплантации. При большинстве тяжелых заболеваний печени этот момент наступает за 6-12 месяцев до смерти, и его критерии зависят от основного и сопутствующего заболевания, их осложнений, а также возраста пациента.
Ольга Беклемищева: Доктор Чжао, насколько я знаю, вы знакомы с доктором Старлом.
Алексей Чжао: Да. И вообще все трансплантологи его знают и считают его своим учителем, если говорить о хирургии и трансплантации печени. Да, я стажировался в США в 1993 году, именно в городе Питтсбурге, и, естественно, хорошо знаю состояние трансплантации печени и органов в США.
Ольга Беклемищева: А почему такой большой временной разрыв: в Америке в 1988 году отмечали уже 25-летие, а в России первая пересадка печени была проведена только в 1990 году?
Однако закон, который позволял российским хирургам извлекать органы у умерших при констатированной смерти мозга. появился даже не закон, а временная инструкция по констатации смерти мозга только в 1987 году. То есть на 20 лет позже, чем эта концепция была принята во всем цивилизованном мире.
Ольга Беклемищева: А почему эта концепция была принята? Что послужило основой того, что принято было такое решение – забирать органы у одних и пересаживать другим? Вот на примере печени, как возникло это озарение, что печень можно заменить?
Но в начале прошлого века появились уже экспериментальные работы, в частности французские. Автор Карель использовал экспериментальные данные, он открыл сосудистый шов, выполнял экспериментальные операции по пересадке в эксперименте. И уже тогда появилась такая мысль, что, наверное, возможно пересаживать эти органы. Но надолго это оставалось только в мыслях, пока (и об этом, кстати, во всем мире прекрасно знают) в 1933 году советский хирург из Херсонеса Юрий Вороной первым в мире пересадил трупную почку человеку в клинике. Попытка была неудачной, потому что, понятно, тогда еще не знали тонкие механизмы реакции отторжения и многих других вещей, не было консервирующих растворов. А потом уже экспериментальные исследования нашего соотечественника, которого прекрасно знают во всем мире и, в том числе, в США, Владимир Петрович Демихов в 1947 году. это было в послевоенное время, в тяжелые времена, однако его гениальные эксперименты по пересадке легких, сердца и сердечно-легочного комплекса поразили весь мир. Его собаки жили по несколько дней, по неделям. И его признали в 1968 году «отцом» экспериментальной трансплантации сердца. И вот эти, наверное, ранние эксперименты, тот же Велч, который был упомянут, в 1955 году успешно выполнял эксперименты по трансплантации печени на экспериментальных собаках, и это позволило, в конечном итоге, Томасу Старлу в 1963 году в городе Денвере, Колорадо, выполнить первую трансплантацию печени.
Ольга Беклемищева: И я адресую вопрос профессору Голубеву. А как сейчас обеспечивается в США потребность в производстве таких операций?
Ольга Беклемищева: Спасибо, Даниил Борисович.
Ольга Ивановна, насколько мне известно, вы как раз следите за судьбой тех пациентов, которые могли бы быть вылечены при помощи трансплантации печени у вас в научном центре. Как вам кажется, вот статистика в Америке по нуждающимся в трансплантации и российская статистика, они похожи? Кто именно, и в результате чего начинает нуждаться в этой трансплантации?
Ольга Андрейцева: Статистика, я думаю, очень похожа. К сожалению, могу сказать, что если в США статистика есть, она ведется, то в России, боюсь, пациентов, нуждающихся в трансплантации печени, никто и никогда не считал. Так получается, что мы очень похожи по народонаселению, по географическому положению. И, наверняка, у нас примерно столько же народа нуждается в трансплантации печени. Ну, профессору Голубеву, наверное, виднее – он ближе к США. На наш взгляд, все-таки где-то от 10 до 20 человек на 1 миллион населения нуждаются в трансплантации печени. Думаю, что у нас столько же.
С сожалением констатируем, что не только пациенты не знают о возможности трансплантации печени в России, но и врачи-терапевты, врачи-гепатологи, если отъехать чуть-чуть от Москвы, не знают о такой возможности, не знают показаний к трансплантации печени. И вот ежегодные конференции, которые уже несколько лет организованы под эгидой известного академика гепатолога Владимира Трофимовича Ивашкина, они все-таки, наверное, и образовывают докторов-терапевтов в этом отношении. Нас активно приглашают на эти конференции, мы выступаем, мы рассказываем о показаниях к трансплантации печени, и к нам начинают присылать этих пациентов. Вот поэтому наш лист ожидания, он неуклонно, из года в год растет. Если мы начинали в 2000 году с 15 человек в год в листе ожидания, то на сегодняшний день мы имеем 70 пациентов в листе ожидания.
Ольга Беклемищева: А сколько вы делаете операций?
Ольга Беклемищева: И насколько велики шансы дождаться?
Ольга Андрейцева: Ну, ситуация такова, что мы с вами озвучили, сколько нужно. И если мы с вами имеем 70 человек в листе ожидания, а количество человек в этом листе ожидания неуклонно растет, и будет в скором времени и 100 пациентов, а делаем мы 6 операций в год. ну, хорошо, пусть будет 10 операций в год, то, соответственно, кому-то приходится ждать годами.
Вот недавно мы соперировали пациентку, которая ждала 4,5 года. И если в начале своего ожидания она еще достаточно стабильна была, сохранна, то к концу ожидания это была пациентка, у которой погасли глаза – она перестала верить. Вы знаете, это самое страшное. Когда пациент перестает верить в возможность операции, его иногда невозможно бывает вернуть в эту веру. Он просто опускает руки, и иногда погибает.
Ольга Беклемищева: Даниил Борисович, а как обеспечивается в США получение печеночной ткани для трансплантаций?
В последнее десятилетие достаточно широко внедряется метод трансплантации печени от живого, в частности, родственного или альтруистического донора. Это, в известной степени, облегчено тем, что донор может «пожертвовать» значительную часть своей печени без опасности для своей собственной жизни. Все виды «живого» донорства производятся в США на строго добровольных началах и без каких-либо материальных компенсаций.
Ольга Беклемищева: Доктор Чжао, а вот что является медицинскими показаниями к этой трансплантации, какие заболевания?
Алексей Чжао: Вы знаете, больше сотен заболеваний печени являются в терминальной, то есть в конечной стадии развития показаниями для трансплантации печени. Если говорить о взрослом населении нашей страны, то основным показанием являются циррозы вирусного генеза, то есть причина.
Ольга Беклемищева: Гепатит В, гепатит С.
Алексей Чжао: Да, гепатит В, С и сочетание гепатитов. На втором месте находятся циррозы печени алкоголь-индуцированные. И дальше – это ряд заболеваний наследственных, врожденных, таких, как первичный, билиарный цирроз, первичный склерозирующий холангит, аутоиммунные циррозы печени и так далее. Можно их долго перечислять.
Ольга Беклемищева: Насколько я знаю, детям, которые страдают врожденными заболеваниями печени, пересадки делаются в другом Центре, и в основном от родителей. То есть можно взять часть печени родственника и пересадить. А вот с теми взрослыми людьми, которые сейчас нуждаются в пересадке, нельзя ли поступить так же? Нельзя ли им пересадить кусочек печени их родственников?
Алексей Чжао: Несомненно. Я могу так сказать, что есть несколько вариантов трансплантации печени. Это пересадка органа от умершего человека, в этом случае орган пересаживается целиком. Можно этот орган делить пополам и пересаживать двум пациентам, так называемая СПЛИТ-трансплантация печени. И третий вариант – если у заболевшего человека имеется родственник, который готов пожертвовать частью своего органа, то можно выполнить так называемую родственную трансплантацию печени. Поэтому не только детям это можно делать, но и взрослым.
Другое дело, что у детей это сделать значительно сложнее. Потому что в России отсутствует детское донорство, то есть забор органов от умерших возможен только после 18 лет. Поэтому маленькие дети лишены возможности пересадки полного органа. И учитывая маленькие размеры ребенка, приходится думать только о возможности пересадки от родителей или от родственников, что успешно выполняется в Российском научном Центре хирургии профессором Готье.
Ольга Беклемищева: А вот у вас бывают такие случаи, когда взрослому человеку родственники отдают часть своей печени?
Алексей Чжао: К сожалению, в нашем листе ожидания как раз находятся те пациенты, у которых нет родственников, которые могли бы стать донорами. Мы постоянно этот вопрос обсуждаем. И если появится пациент, то, несомненно, мы будем рассматривать вопрос о возможности родственной трансплантации. Но как раз у нас концентрируются пациенты, у которых единственный вариант – это трансплантация трупной печени. У них нет родственников, подходящих в качестве донора.
Ольга Беклемищева: А что значит – «подходящие в качестве донора»?
Алексей Чжао: Речь идет о том, что существует множество медицинских противопоказаний. Донор должен быть полностью здоровым человеком, без сопутствующих заболеваний, у него должна быть идеальная, по медицинским представлениям, печень, без жирового гепатоза и так далее. Потому что операция должна быть проведена идеально, донор должен быть жив и здоров и не чувствовать никаких последствий операции, а пересаженный орган должен работать. Поэтому, к сожалению, ряд доноров не подходят по группе крови, у ряда выявляются сопутствующие заболевания или заболевания печени, которые не позволяют их рассматривать в качестве доноров.
Ольга Беклемищева: Это, безусловно, сильно ограничивает возможности. Но я слышала, что все-таки печень гораздо легче пересадить, чем почки. То есть нет таких серьезных иммунологических запретов, вследствие того, что печень и сама частично иммунокомпетентный орган, и она каким-то образом лучше приживается. Не так ли?
Алексей Чжао: Если говорить о технической стороне дела, то трансплантация печени является самой сложной в хирургии и во всей трансплантологии. А если говорить об иммунологической составляющей, то, да, печень – это такой интересный орган, который менее иммуногенен, чем почки, и вероятность реакции отторжения при современном уровне иммуносуппрессии меньше, чем при пересадке почки и сердца, это точно.
Ольга Беклемищева: И сколько живут люди с пересаженной печенью?
Алексей Чжао: Вы знаете, наш Центр работает пять лет, и уже пять лет живут пациенты, которых мы оперировали, соответственно, в 2000 году. Если взять американский опыт, то, соответственно, уже больше 20 лет ведутся наблюдения. И данные из того же Питтсбурга: 20-летняя выживаемость у 40 процентов пациентов.
Ольга Беклемищева: А какова эта 20-летняя выживаемость, Ольга Ивановна? То есть человек все-таки становится инвалидом или он восстанавливает и работоспособность, и все остальное?
Ольга Андрейцева: Прекрасный вопрос. Спрашивается: зачем же делать операцию, если плодить инвалидов? Пациенты, нуждающиеся в трансплантации печени, они инвалиды до операции, они очень плохо живут. Операция направлена на то, чтобы человека, полностью социально реабилитированного, вернуть обществу, семье и самому, в общем-то, себе. Они живут хорошо. Бывают ситуации, когда идут осложнения послеоперационные, они описаны, они статистически посчитаны, но с ними можно бороться, и чаще всего справляются хирурги. И если достаточно гладко проходит послеоперационный период, то дальше пациенты, в течение ближайшего года они находятся под пристальным мониторингом – это тот период, когда возможно развитие реакции отторжения, надо вовремя поймать, надо вовремя подавить. После года те, кто пережил год спокойно, они, как правило. мы называем это «выпустить их в свободное плавание». Они о нас забывают. И появляются довольно редко – в основном за справками, за письмами на вот этот препарат.
Но надо сказать, к сожалению, что. Понимаете, каким образом в нашей стране сформировалось законодательство? Есть так называемый пресловутый закон номер 122 об обеспечении инвалидов. Так вот, да, по этому закону и по приложению к нему очень много сейчас лекарств бесплатно могут быть выданы.
Ольга Беклемищева: Но только в том случае, если человек инвалид.
Ольга Андрейцева: И, к сожалению, наши трансплантированные, они тоже подпадают под действие этого закона. То есть бери инвалидность – тогда ты будешь получать бесплатно препараты. А у нас есть молодые пациенты, работоспособные, которые не хотят оформлять инвалидность. Они чувствуют себя здоровыми людьми.
Приведу один из таких ярких примеров. У нас молодая девушка, ей 23 года на сегодняшний день, она через 10 месяцев после трансплантации умудрилась забеременеть, и, соответственно, вовремя, в срок принести нашего первенца – здорового мальчика. И она столкнулась с тем, что сейчас ей нужно, необходимо оформить инвалидность. Она всеми фибрами души сопротивляется. Она спортсменка, она член сборной Олимпийской команды. И эта проблема, я надеюсь, будет разрешена.
Ольга Беклемищева: А вообще, сколько стоит, если человек не будет оформлять инвалидность, эти иммуносуппрессоры?
Ольга Андрейцева: Боюсь, что я не отвечу вам на этот вопрос. Вот есть один из препаратов, который называется Селлсепт, упаковка его, рассчитанная на 10 дней, она стоит около 6 тысяч рублей. Циклоспорин – наш основной препарат. мы просто не сталкивались с этой проблемой, он действительно дается всем пациентам бесплатно. Но наши пациенты как бы и не снимали инвалидность. Это дорогое, очень дорогое удовольствие. Но, слава Богу, они обеспечиваются все-таки бесплатно, но вот с этой инвалидностью.
Ольга Беклемищева: И доктор Чжао хотел что-то добавить.
Алексей Чжао: Я могу так сказать, что поддерживающая терапия в течение года, если учесть все медикаменты, где-то обходится в районе 4-5 тысяч долларов. Поэтому эту сумму наши люди, конечно, не могут осилить. Несомненно, государство должно определить группу больных после трансплантации, которые не являются инвалидами. Для этого операция и выполняется, чтобы они были полноценными членами общества. И должны выдаваться им все эти препараты без учета того, имеют они инвалидность или нет. Просто они перенесли операцию, трансплантацию, которая логически требует.
Ольга Беклемищева: Требует сопровождающей терапии.
Ольга Беклемищева: И на самом деле довольно много таких ситуаций в медицине, когда вроде бы человека вылечили, но поддерживающая терапия необходима пожизненно. И каждый раз все упирается в какие-то инструкции. Вот кто-нибудь поднимает этот вопрос? Есть ли какой-то голос трансплантологов и их пациентов в министерстве, в тех органах, которые заведуют.
Алексей Чжао: Может быть, и есть голос, но который никто не слышит. Вот мы сегодня с вами беседуем, может быть, его и услышат. Несомненно, нужно по каждой программе пересматривать какие-то нормы и уменьшить количество бюрократических заминок, которые не позволяют пациентам нормально, без всякой траты времени получить тот препарат, который им нужен, и который гарантирован им Конституцией нашей страны.
Ольга Беклемищева: Ну, я надеюсь, что это будет услышано. Ольга Иванова, у меня к вам короткий вопрос по поводу. Я не ослышалась, у вас достаточно много пациентов, которым 20 с небольшим лет?
Ольга Андрейцева: Много. Ну, из всего листа ожидания, наверное, не менее четверти. Вы понимаете, это болезни, не связанные с их образом жизни. А это болезни, связанные с их либо врожденным состоянием, либо с очень ранним инфицированием вирусными гепатитами. И помочь им может только трансплантолог, к сожалению.
Ольга Беклемищева: Уважаемые радиослушатели, запомните, пожалуйста, это.
И сейчас с медицинскими новостями от Евгения Муслина вас познакомит Андрей Кузнецов.
Ольга Беклемищева: И вот как раз последняя новость, она, по-моему, очень созвучна теме нашей передачи. Даниил Борисович, а можно ли надеяться на то, что в будущем какие-то новые методы смогут компенсировать эту естественную количественную «недостачу» донорских органов для пересадки всем потенциальным реципиентам?
Даниил Голубев: Думается, что наиболее вероятным в этом отношении может стать метод воссоздания в лабораторных условиях сложного человеческого органа из кусочков биопсийной ткани по аналогии с тем, как это удалось сделать американским исследователям в одной из клиник города Бостона, вырастившим «искусственный» мочевой пузырь. Но применительно к печени – это задача будущего.
Ольга Беклемищева: Доктор Чжао, а как вы думаете, можно ли вырастить печень из клеток самого же пациента? Или, как правило, патология настолько серьезная, что это бессмысленно, потому что это будут тоже больные клетки?
Ольга Беклемищева: Как ни жаль.
И нам дозвонился слушатель – это Наталья Ивановна из Москвы. Здравствуйте, Наталья Ивановна.
Слушатель: Добрый день. У меня вопрос к вашему гостю, как к гепатологу, непосредственно не относящийся к трансплантации печени. Но мой сын-подросток, у которого диагноз «гипербилирубинем и я неясной этиологии». И мы не можем найти возможность проконсультировать его, в общем-то. Вы могли бы посоветовать, где бы мы могли получить консультацию с таким диагнозом?
Ольга Беклемищева: А мы возвращаемся к нашей теме. Мы уже говорили о том, что, к сожалению, пациенты достаточно молодые. К сожалению, у них нет других вариантов, невозможно им помочь по-другому. И это чаще всего не их вина. Как правило, это дети, которые заразились, скажем, гепатитом В или С еще в роддоме, когда еще не было тестов, никто не определял наличие данных вирусов ни у матери, ни у плода. И вот сейчас их догнала эта семейная проблема.
Но понятно, что таких людей много, наверное, не только в Москве. А вы Московский городской Центр. А есть ли какие-то другие Центры в других городах?
Алексей Чжао: Это тоже камень преткновения у нашей трансплантологии. Если взять Центры, где могут пересаживать печень, то их всего четыре, из них три Центра расположены в Москве – это РНЦХ, Институт Склифосовского и Институт трансплантологии искусственных органов, и один в Санкт-Петербурге. И кроме того, сейчас начали выполнять эти операции в Екатеринбурге.
Ольга Беклемищева: Да, в прошлом году было сообщение.
Алексей Чжао: Мы активно помогали Первой клинической больнице по внедрению этой программы.
Но речь идет о том, что когда мы слышали о том, что в США проводятся 4-5 тысяч операций в год, и это же не в одном Центре, а таких Центров 220. И если мы разделим количество операций на количество Центров, то получится, что где-то в одном Центре в среднем делается 40-50 операций. То есть на 1 миллион населения требуется один Центр.
Несомненно, Москва не может переварить всю группу нуждающихся в этой операции. Это касается не только печени, но и почек, и сердца. И поэтому, несомненно, на базе всех крупных регионов нужно организовывать при уже, допустим, имеющихся Центрах трансплантации почек Центры, где будут, несомненно, заниматься трансплантацией и печени, и сердца, и сердечно-легочного комплекса. Только так мы можем хотя бы приблизить квалифицированную помощь на места, а не отправлять всех в Москву. Мы готовы помогать всем Центрам, которые готовы открыть у себя эти отделения. Но, к сожалению, для этого нужна государственная программа, нужно финансировать эти Центры. Бесплатно нельзя открыть высокотехнологический Центр.
Кроме того, мы все время говорим о трансплантации, но забываем, что для того, чтобы выполнять трансплантацию, нужны донорские органы. Государству давно пора обратить внимание на состояние органного донорства в стране. Работа в этом направлении не велась и не ведется по настоящее время. Кроме как громких процессов по делу врачей, которые позорят нашу страну в лице мирового сообщества, ничего не проводится. А нужно проводить целенаправленную программу по пропаганде органного донорства, по пропаганде высокогуманистических аспектов дарения органов после смерти, привлечь к этому средства массовой информации, телевидение, церковь. Создать структуры государственные по органному донорству, и не только в Москве, но и региональные, которые будут связаны между собой, и они будут заниматься и пропагандой органного донорства, и будут материально-технической базой для основы развития донорства в регионах.
Ольга Беклемищева: Это отлично! И я вижу, что Ольга Ивановна тоже хотела бы дополнить. Но нам дозвонились слушатели. Мы им ответим, а потом продолжим эту тему, чрезвычайно интересную.
И я просто для сведения слушателей скажу, что слушателям не видно, но у доктора Чжао на руке браслетик американский, на нем написано «Я готов быть донором». То есть врачи не боятся, что в случае их внезапной смерти кто-то недобросовестно распорядится их органами. Они подтверждают свое согласие.
Итак, Валентина Ивановна из Ленинградской области. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я, слава Богу, пока не по поводу трансплантации, а о печени вообще. У мужа желчнокаменная болезнь. И вот последний приступ был зимой. Было воспаление поджелудочной железы, желчного пузыря. Ему предложили операцию по удалению желчного пузыря. А он опять отказался. Вот приступ сняли, подлечили, и он вышел на работу. Так вот, насколько это серьезно, если не удалять желчный пузырь? И как это долго может продолжаться? Ответьте, пожалуйста.
Ольга Беклемищева: Валентина Ивановна, у нас немножко не та тема. Тем не менее, я попрошу доктора Чжао ответить. И очень прошу слушателей, все-таки придерживаться темы. Потому что у нас не так давно была передача, посвященная и х олецистэктом и и, и пост х олецистэктом ическому синдрому.
Алексей Чжао: Я могу ответить очень быстро. Если есть проявления желчнокаменной болезни, то болезнь требует операции, а именно удаления желчного пузыря.
Ольга Беклемищева: И вариантов других нет. Потому что на самом деле это все равно, что ходить с гранатой в кармане, если у вас уже острый холецистит был.
И следующий слушатель – это Михаил из Петербурга. Здравствуйте, Михаил.
Слушатель: Здравствуйте. Вот я хотел бы обратить внимание на моральную сторону этих пересадок. То есть показывают по телевизору: люди ждут, когда им сделают пересадку. То есть практически они ждут, чтобы кто-то погиб, чтобы в какой-то семье было несчастье. Вот это моральная сторона дела.
Ольга Беклемищева: А они должны ждать того, чтобы они тихо умерли сами?
Слушатель: Нет. Но у каждого своя судьба. Но твое благополучие не должно быть построено на несчастье другого. Поэтому я считаю, что органы на пересадку должны брать только у тех людей, которые сами сознательно, начиная с 18 лет, заявили, что они готовы в случае того-то и того-то к тому, чтобы у них взяли органы. А если человек об этом не заявил, то по умолчанию у него не должны брать ничего. И тогда не будет этих злоупотреблений, или не будет казаться, что имеют место злоупотребления. То есть человек должен осознанно на это идти. А для детей оба родителя должны давать согласие. А вот показывают: «Я счастлив, что мне сделали пересадку!». То есть он счастлив, что где-то случилось несчастье, что кто-то о ком-то плачет. Спасибо.
Ольга Беклемищева: Спасибо, Михаил.
По-моему, это очень странная точка зрения.
Алексей Чжао: Нет, это не странная точка зрения. Это общепринятая точка зрения в нашей стране, потому что, я опять-таки повторяю, никто не занимался этим вопросом, и у людей неправильное представление. Конечно, никто не ждет чьей-то смерти, ни в коей мере. Это было бы неправильно. К сожалению, такое мнение и среди многих врачей существует. российских, к сожалению. Потому что я могу так сказать, есть жесткая статистика, к сожалению, люди погибают, как бы вы этого ни хотели, но погибают от многих причин – и черепно-мозговая травма, и внутричерепное кровоизлияние.
Ольга Беклемищева: Дорожно-транспортные происшествия.
А что касается согласия, то я это полностью поддерживаю. В тех странах, где имеется презумпция информированного согласия, например в США, требуется прижизненное заявление о согласии. И вот браслеты носят. И у меня есть браслет. Но в нашей стране существует презумпция согласия. То есть изначально предполагается, что можно забрать органы, если прижизненно не было заявлено несогласие. Поэтому, в общем-то, это не от противоречий юридических, а просто люди должны знать. Мы вот для этого и выступаем по телевидению, по радио, в Интернете свободно общаются. Никто не заставляет вас отдавать свои органы, если вы противник, если вы не хотите. Прижизненно оповестите своих родственников, друзей и так далее, что вы не готовы, не согласны, противник – и никто не будет эти органы забирать. То есть это то же самое, что и испрошенное согласие. Просто в нашей стране требуется выразить свое несогласие, пока вы живы.
Ольга Беклемищева: И насколько я понимаю, законодатель в данном случае руководствовался следующими соображениями. Если в Америке человек практически всегда имеет при себе хотя бы автомобильные права, где очень легко поставить штампик, согласен я или не согласен. То в Институт Склифосовского до 25 процентов, или даже больше, пациентов поступают без каких-либо документов, причем в состоянии, когда у них не только не спросишь, согласны они или не согласны, но и имени-отчества не узнаешь.
Алексей Чжао: Но речь не об этом идет. Я могу так сказать, что вот эта презумпция согласия (ну, многие против этого, а я, например, не против) существует во многих европейских странах – в Испании, в Бельгии, во Франции, в части кантонов Швейцарии, то есть в высокодемократических странах. И я могу так сказать, что в Бельгии существует такой общественный центр, где каждый, кто не хочет быть донором при жизни, информирует и оставляет свои данные – координаты, паспортные данные и так далее. И зарегистрировали свое несогласие 2 процента населения Бельгии. А те, кто не существует в этой базе данных и погибает в больницах, автоматически считают, что они могут явиться донорами. И я думаю, что это рациональная вещь, и нам в нашей стране нужно думать о том же самом.
Ольга Беклемищева: Ольга Ивановна, пожалуйста.
Ольга Андрейцева: Это очень животрепещущий вопрос. И как раз наша команда, пожалуй, нацелена на следующее – выходить с инициативой на Министерство здравоохранения России, что России необходим всероссийский координационный центр по учету нуждающихся в трансплантации органов пациентов. И в этот же центр должны стекаться вот все те самые отказы, как предлагал Михаил. С 18 лет свободный человек, имея информацию о работе страны по презумпции согласия в отношении донорства, должен, если он не согласен, прийти и отказаться в этом центре.
Ольга Беклемищева: Или хотя бы написать.
Ольга Андрейцева: Да, Возможно, звонить и отказываться. Но тут ведь еще важны паспортные данные плюс ко всему прочему. Этот механизм уже обсуждаем. Но человек, единожды отказавшись, будет внесен в базу данных – все, дальше трансплантологу будет гораздо легче, и не будет вот таких «дел врачей 20 больницы»: «а кто хотел, а кто не хотел, а потом узнали, а может быть, он не хотел». Мы открываем эту базу данных всероссийского центра и смотрим, есть ли такая фамилия поступившего пациента. Если есть – руки прочь, все, мы более не работаем. Если мы и на сегодняшний день имеем информацию о том, что у нашего так называемого потенциального донора, к которому вызывают бригаду, есть прижизненный отказ, о чем сообщают родственники, то сразу же трансплантолог разворачивается и уезжает. Никогда не было случая, чтобы работали с пациентом, где прозвучало нежелание или отказ, выраженный от родственников. Нет этой криминализации.
Вы знаете, вот этот всероссийский донорский центр необходим – он необходим для координации деятельности. Они есть во всех странах, занимающихся трансплантацией.
Ольга Беклемищева: А в России до сих пор нет.
Ольга Андрейцева: А в России нет. Есть Московский координационный центр органного донорства, и он многое делает в отношении донорства. Но нужен всероссийский, который будет связан с региональными центрами, который поможет перераспределять органы между регионами.
Ольга Беклемищева: А от кого зависит, чтобы он возник?
Ольга Андрейцева: На мой взгляд, Министерство здравоохранения – это единственная на сегодняшний день структура, которая может инициировать создание этого центра. Это фактически рамки программы реализации закона. У нас есть закон от 1992 года «О трансплантации органов и тканей», он работает, он разрешает работать. Но кроме разрешения, должна быть еще четкая, поступенчатая программа реализации этого закона. И в ее рамках должен быть создан координационный донорский центр.
Доктор Чжао, пожалуйста.
Алексей Чжао: Небольшая ремарка. В США, на которые мы все время ориентируемся, как бы все сравнивают. ну, действительно, развитая страна. Не было бы там никакой трансплантации, если бы эту программу не поддержал Госдепартамент США и президент Рейган, который на тот период, когда мы говорили о Старле, всячески поддерживал эту программу. Несмотря на очень плохие результаты в начале работ по трансплантации.
Без поддержки государства, без поддержки нашей Госдумы ничего не получится. Министерство здравоохранения – это тоже государственное учреждение. Президент должен.
Ольга Беклемищева: Но ведь было еще и общественное мнение, насколько я понимаю.
Алексей Чжао: Несомненно. Общественное мнение нужно формировать, нужна поддержка и желание правительства России, президента, чтобы развивались не только другие высокотехнологические области, но и, в частности, такая область медицины высокотехнологическая, которая определяет уровень развития страны, как трансплантология.
Ольга Беклемищева: И следующий слушатель – это Петр Константинович из Московской области. Здравствуйте, Петр Константинович.
Слушатель: Добрый день. Скажите, пожалуйста, вот печень является как бы студенистой массой, печень, селезенка. Может быть, взять каких-нибудь морских чудовищ, как осьминог, и комбинированные исследования, комбинированная трансплантация печени. Может быть, какая-то нетрадиционная медицина получится.
Ольга Беклемищева: Спасибо, Петр Константинович. Но, вы знаете, межвидовые пересадки, они уже давно доказали свою неэффективность. По-моему, даже пытались переливать кровь от овечки или барана, но ничего не вышло.
Ольга Андрейцева: Более того, человеку пересаживали печень бабуина. К сожалению, ничего не получилось.
Алексей Чжао: Кроме того, хочу сказать, что печень не является желеподобным органом. Это достаточно плотной и эластичной консистенции орган. И, наверное, вы на рынке видели, как печень выглядит.
Ольга Андрейцева: Очень похожа на говяжью, извините.
Ольга Беклемищева: Владимир из Москвы. Здравствуйте, Владимир.
Слушатель: Добрый день. У меня вот какой вопрос. Я хотел бы узнать, современная наука, она вообще как бы не очень активно работает над созданием технологий по выращиванию, скажем, всякого рода органов?
Ольга Беклемищева: Спасибо, Владимир. Это хороший вопрос. Хотя мы его уже частично рассматривали. Доктор Чжао говорил о том, что, к сожалению, архитектоника органа, то есть внутреннее строение печени, оно пока еще очень плохо моделируется. Хотя я читала, по-моему, в « Science », что есть уже такие попытки, хотя печень, полученная таким путем, может стоить 10-12 миллионов долларов.
Алексей Чжао: Есть попытки просто на коллагеновый матрикс посадить эти клетки, выращенные. собственные клетки, допустим, и в большой массе. Это, да, какую-то часть функций может выполнять. Но если говорить о печени, то это настолько сложная биохимическая лаборатория и иммунологическая лаборатория, что там десятки тысяч функций выполняется. И все это во взаимосвязи многих структур. Я думаю, что пока это фантастика – создать такой настоящий орган, вырастить как бы в пробирке. Ну, в общем, всякая фантастика в жизнь воплощается. Но пока, я уже говорил, лет 200, к сожалению, наверное, нам не дождаться еще этого.
Ольга Беклемищева: Ольга Ивановна, пожалуйста.
Не так давно, в конце прошлого года у нас погибла девушка 24 лет, которая лежала в реанимации. И каждый день, заглядывая в глаза. она не задавала этот вопрос, но этот вопрос читался: «Я дождусь. ». Она не дождалась. А так хотелось ей помочь. У нее осталась маленькая дочка. Таких примеров много, но просто этот врезался в память.
Так вот, почему же аморальным является взять орган у трупа и пересадить его человеку нуждающемуся? Вы подумайте о том, что ожидание смерти, оно гораздо тяжелее, чем трагедия семьи, внезапно утратившей своего члена. И каждому, у кого такое происходит, нужно задуматься о том, что, да, ребенок погиб, но никто не будет радоваться этой гибели. Это факт, так произошло. А вот тот на соседней койке. вот он, молодой, симпатичный, с глазами, полными трагедии и страдания, он погибнет. Ну почему нельзя ему помочь?! Ведь абсолютно очевидно, что на небо эти органы не пойдут вместе с погибшим человеком.
Ольга Беклемищева: Спасибо, Ольга Ивановна.
И Владимир Иванович из Москвы. Здравствуйте, Владимир Иванович.
Слушатель: Добрый день. Я просто хочу сказать, что ваша передача – это глас вопиющего в пустыне. У нас не только органы, у нас даже кровь скоро никто не будет сдавать, потому что государство в этом не заинтересовано. Ни деньги не платят этим донорам, ничего. И то же самое, если делать банк доноров, то сразу надо оговорить все финансовые аспекты.
Ольга Андрейцева: Хороший вопрос.
Слушатель: И потом, вот погибла эта женщина в 24 года. Она свой орган отдала или нет?
Ольга Беклемищева: Так нельзя было брать – они больные. Именно поэтому ей и нужна была пересадка. Никто же не пересаживает больные органы.
Слушатель: Я просто говорю о том, что эта проблема многофункциональная. Тут и экономические аспекты, и так далее.
Ольга Беклемищева: Спасибо, Владимир Иванович.
Ольга Ивановна, пожалуйста.
Ольга Андрейцева: Отвечаю очень коротко. К счастью, во всем мире Всемирная организация здравоохранения и законы всех стран определили, что органы бесценны, получение за них платы невозможно, они не продаются и не покупаются. Так определено во всем мире. Еще раз, органы – это бесценный дар, данный вам свыше, вы их не покупали. Точно так же эти органы могут быть переданы другому. Никакой оплаты ни родственникам, ни этому пациенту за органы быть не может.
Ольга Беклемищева: Это гуманный акт.
И мы прощаемся с вами, уважаемые слушатели. Желаем вам не болеть! И желаем иногда помогать другим. Спасибо.