Для чего трут нос собаке на площади революции
«Заряжена на удачу»: История собаки с «Площади Революции» «Не каждому человеку ставят памятник, а Ирме стоит»
Четыре собаки на станции метро «Площадь Революции», которым все трут нос на удачу, носят одно имя — Ирма. Внук архитектора станции и художник Алексей Душкин знает его с детства. Он рассказал The VIllage, как на станции появился образ собаки, а еще почему у младенца с мозаики на «Новослободской» старческие залысины.
С 1938 года сотни миллионов потрогали Ирму. Может быть, у некоторых сбылись их желания. Я не исключаю того, что Ирма заряжена на удачу и содержит в себе прану. Но до сих пор она была для всех безымянной, а сейчас вдруг все узнают, как ее зовут. Может возникнуть переполох, который только усилит магический эффект скульптуры.
Собака Ирма жила с моим дедушкой в коммуналке, в роскошном двухэтажном особняке, где сейчас находится посольство Мали. Ирма — немецкая овчарка, она была чемпионкой всей Украины, а потом и России на собачьих выставках. Породистая медалистка, знающая команды. Дед вообще собачник, охотник и лошадник. Животные — это неотъемлемая часть его жизни, у него было много живописи с собаками, и сохранился даже портрет Ирмы.
Но потом дедушка получил в нагрузку скульптора Матвея Манизера с группой скульпторов из Ленинграда. Архитекторы, как известно, не очень котируют скульптуру, но дед был молодой, а Манизер — уже известный и влиятельный. Так на станции появились скульптуры, и Ирма вошла в историю. Наверное, они пили чай и обсуждали пограничника Карацупу (считается, что Никита Карацупа — это прообраз пограничника на «Площади Революции». — Прим. ред.), у которого было пять собак. У него были все кобели, а дедушка с Манизером решили поставить его с дедушкиной сукой Ирмой, которая к тому же живет в двух шагах от Кремля. Манизер смотрел на нее, умную, красавицу, да и вдохновился.
Традицию тереть нос собаке начали студенты Бауманки. Они приходили на станцию перед экзаменом потереть зачетку — на удачу. И до сих пор трут нос той собаки, которая смотрит в сторону станции метро «Бауманская». Поэтому сейчас этот нос стерт сильнее остальных. И из-за того, что нос стерли, морда собаки стала острее, как будто у добермана. А девушки, кстати, ласкали туфельку скульптуры студентки, которая читает книгу. Погладишь — и удачно пройдет свидание или избавишься от несчастной любви.
Про Ирму я знаю со слов своего отца, который на самом деле тоже ее не застал. Она умерла перед войной, а отец родился только в 1940-м. Но зачат в том доме, где жила Ирма. Как ребенок может отреагировать на новость о том, что в метро стоит скульптура семейной собаки? Так же, как и на все остальное. Вот это твои игрушки, вот это твой портфель, вот твой велосипед, а вот скульптура твоей собаки в метро. Все логично и закономерно. Счастье — как здоровье: когда оно есть, ты его не замечаешь.
Мне приятно, что собачка увековечена и дарит счастье. Не каждому человеку ставят памятник, а Ирме стоит. Но я далек от мистических состояний и не испытываю нежности к скульптуре. Я же понимаю, что она сделана из бронзы, поэтому она интересна мне как художнику. Не помню, тер я когда-нибудь ей нос или нет. Мне все-таки жалко тереть — портится форма. Я, скорее, по спине или лапе ее поглажу. Вообще, у меня метрофобия, и я редко бываю около Ирмы.
Зато я очень люблю «Новослободскую». На станции есть огромная мозаика, на которой Мадонна держит младенца. К слову, в свое время мозаику, чтобы спасти от разрушения, прятали за фальшстену. Но самое интересное в другом. Работу заказали известному живописцу Корину, другу дедушки. Корин пошутил и изобразил мою бабушку в виде Мадонны, а дедушку — в виде младенца. Если посмотреть на голову младенца на руках, то можно увидеть его старческие залысины и черты взрослого человека на лице. Так Корин выразил, что бабушка, по сути, вскормила и воспитала дедушку, который всегда находился в творческих заботах о городе и стране, а она заботилась о семье, была эдаким мотором. Например, со своим прямым характером могла сказать Хрущеву, чтобы дали квартиру. У посвященных в тайну это всегда вызывало улыбку. А теперь пусть все улыбаются, зная, как шутили художники в советское время.
Карта примет: чьи морду, лапу и клюв надо потереть на «Площади Революции»
За последние годы одна из самых харизматичных станций метро обросла поверьями и превратилась в святилище эпохи лайков и мемов. «Афиша Daily» разобралась, что и как там теперь, а также поговорила с антропологом Никитой Петровым, который изучал «Площадь Революции» со своими студентами.
От городской легенды к тотальному обтиранию
В позднесоветские времена многие москвичи только слышали и пересказывали друг другу, что на станции «Площадь Революции» некоторые люди выходят из поезда, чтобы потереть нос статуи собаки, и запрыгивают обратно в тот же поезд. Или касаются носа на несколько секунд, прежде чем направиться в переход. Примета о приносящей удачу собаке была в большей степени городской легендой, чем реальной городской практикой, — своими глазами это видели только особо любопытные, если у них было время подождать.
Краткая история станции
Станция была открыта в 1938 году. Ее архитектор — Алексей Душкин, он же строил высотку на Красных Воротах, Детский мир и «Маяковскую». Классик сталинского ампира
Скульптуры отлиты коллективом авторов под руководством Матвея Манизера. Он же создатель огромной скульптурной группы «Партизаны» на выходе из станции метро «Партизанская», дискобола, который стоял в парках многих советских городов, и посмертной маски Сталина
Станцию открыли в 1938 году. У размещения скульптур хронологическая логика: от героев 1917 года, тревожных матросов и ворошиловских стрелков до мирной студентки и матери и пионерки 1937-го. На этом кадре еще видно, что сперва скульптуры были гипсовые
В 1941 году скульптуры были эвакуированы в Среднюю Азию, в 1944 году — возвращены, но во время эвакуации некоторые были утрачены полностью, пропали отдельные элементы других, и их пришлось восстанавливать. Фотография 1965 года
Скульптур на ней изначально было 80, но в 1947 году четыре из них убрали, замуровав одну арку по оборонным соображениям. Большинство персонажей представлено в четырех экземплярах (восемнадцать образов повторяются четыре раза, а два — дважды). Фотография 1983 года
Трем все
Помимо выступающих частей тела и одежды особой популярностью пользуется оружие: натерты, а иногда и непонятно как отломаны и украдены наган, граната, приклад винтовки, а также циркуль и шестерня в руках молодого инженера. Последние два скорее орудия умственного труда, которые, впрочем, при необходимости могут использоваться и не по назначению. Наконец, от собаки натирание перекинулось и на другое животное — петуха, причем в подол птичницы, состоящей при петухе, еще и кидают записки с пожеланиями.
Таблица примет
Флажки матроса
Петух
Гребень петуха
Клюв петуха
Нос собаки
Лапа собаки
Туфля студентки
Маузер чекиста/наган матроса
Загадка петуха
Парадоксальным образом, этот же невзрачный на первый взгляд петух составляет главную загадку станции. Одни говорят, что тереть его нельзя ни в коем случае, а не то «случится что-то ужасное». Другие приписывают темную силу только одному из четырех петухов, при этом не говоря какому. А третьи совершенно не в курсе того, что петух по своим свойствам отличается от всех остальных предметов поклонения на «Площади Революции».
Вообще, единства во взглядах на правильный порядок действий по извлечению удачи из статуй нет. Например, существует мнение, что тереть нужно не любую собаку, а только «собаку Баумана» — у третьего вагона с конца в сторону «Щелковской», связывая происхождение приметы со студентами Бауманки, которые якобы начали обращаться к статуе за помощью аж в 1938 году, когда была построена «Площадь Революции». Другие тонко дифференцируют назначение разных предметов: наган приносит удачу в денежных делах, туфля девушки способствует успеху на свидании, а собака позволяет легко сдать экзамен. Или даже так: нос собаки помогает именно на экзамене, а лапа — только на зачете. Третьи просто трут, что попадется под руку.
— В сети масса подробных рассказов о том, кто именно придумал тереть нос собаке, что нужно потереть, чтобы получился нужный результат. О «Площади Революции» и этой практике регулярно пишут в медиа и снимают сюжеты на телевидении. Но есть ли возможность как-то установить корни традиции?
— Я сейчас буду говорить про нынешнее состояние дел, про цифровую эпоху. На совести блогеров — копирование, рерайт и репост историй про взаимодействие людей со скульптурными композициями на станции метро. Происходит это следующим образом: критическая масса текстов, то есть личные воспоминания, свидетельства, рассказы о знакомых, тексты-визитки интересных мест и прочее, накапливается в сети, из этих текстов выделяются «сильные» блоки — наиболее часто повторяющиеся элементы. Они-то и становятся тем ядром, вокруг которого выстраивается знание о предмете, и из этого ядра блоггеры снова создают свои посты.
Для таких текстов очень важна установка на достоверность. В этом смысле рассказ о происхождении практики строится так: часто приводится «точная» дата начала традиции или ссылка на «источник» ее происхождения. Причем совсем не обязательно правдивые — но важно, чтобы дата была и чтобы она была максимально конкретной. Далее следует перечисление подробностей: что трут, каким образом и для чего. Затем идут предписания: действие нужно сделать или нельзя делать, для того чтобы случилось или не случилось что-либо. В некоторых случаях рассказывается личная история или результат наблюдения: кто-либо натирал и с ним что-либо произошло.
Из-за того что все это происходит в большом городе и с участием интернета, мы в принципе не можем говорить про какое-то сообщество, в котором эти тексты популярны. Рамки этого комьюнити в отличие от жителей, например, небольшой северорусской деревни, размыты, культурный бэкграунд неясен, источники знания — непроверяемы. Если житель села Замежная в республике Коми, никогда никуда не уезжавший, рассказывая, например, легенду о происхождении табака (он вырос на могиле блудницы) ссылается на своего деда, который услышал этот рассказ от своего отца, то в этот момент мы понимаем, что текст этот устный и локальный. Или, например, если мы найдем печатный источник этой истории в местной библиотеке, а рассказчик грамотный, тогда мы можем говорить, что текст зависит от книги. А что можно наверняка сказать про пользователя московского метро, рассказывающего, что слышал про натирание от своего деда? Как проверить источники знания? На такой вопрос обычно отвечают: «Да слышал или прочитал где-то», «Показывали по телевизору», «Знаю из молодости».
Важно еще, что все эти фигуры находятся в вестибюле метро: это пересадочная станция, через нее проходит много людей, поэтому обычная практика натирания частей скульптур перерастает в гротескные формы, а рефлексия по этому поводу в сети множится и сильно варьируется. Скорее всего, в основе этой практики обычное подражание на основе наблюдения: «Все трут, и я буду натирать». А вот трактовка и интерпретация будет зависеть от ряда факторов. Это и место, где находится скульптура, и тематика композиции, и выступающая часть. Например, если рядом расположен вуз, то будет доминировать и постоянно воспроизводиться история про студентов, которые делают это, чтобы хорошо сдать сессию. Если рядом церковь, а объект — могила, камень или дерево, то будет актуализироваться идея исцеления или божественной помощи.
Один из самых важных факторов для порождения интерпретаций действий со скульптурой — ее тематика. Есть, кстати, версия, что собаке трут нос влюбленные: собака — верный друг человека, потер нос, девушка или парень тебе не будет изменять. Потереть теперь уже отсутствующий циркуль в руках инженера — к удаче в научной деятельности. Девушки трут туфельку студентки, чтобы не остаться старыми девами — здесь видна отсылка к сказке про Золушку.
— А время возникновения этой практики можно установить?
— Про 1938 год, скорее всего, это неправда, но проверить это пока не получается, архивных или мемуарных данных мы еще не нашли. Видимо, натирать стали после восстановления скульптурных композиций в 1944 году. Это тоже история про доверие нашим личным воспоминаниям. Допустим, кто-то вспомнит, что, будучи студентом, натирал нос собаке пограничника, и было это в 1938 году. Почти наверняка это свидетельство окажется сконструированным на основе многочисленных и более поздних устных, письменных, визуальных текстов об этой практике, какого-либо своего или чужого воспоминания.
Память — интересная штука: в ней складируются и куски личных воспоминаний, набор прочитанных, увиденных и прочих фактов о событии, далее формируется непротиворечивая картинка того, «как это было на самом деле». Интересующиеся могут прочитать о коллективных и сконструированных воспоминаниях работу Харальда Вельцера «История, память и современность прошлого».
— Насколько в таких новых городских обрядах много «настоящего» фольклора, который передается из уст в уста, а насколько это результат работы сети интернете? Грубо говоря, не работает ли это так же, как и мемы?
— Вот тут и начинается антропологическое исследование. Чтобы хотя бы частично ответить на этот вопрос, можно сделать две вещи: взять серию интервью или провести анкетирование (мы обычно это делаем через гугл-формы). А потом проанализировать результаты. Конечно, даже после проведенного исследования за всех носителей знания отвечать нельзя, но кое-какие закономерности мы выявим. Вот результаты устного интервью: осенью 2016 года из 30 опрошенных только 6 упомянули о спецификации скульптур, что нос собаки — успех на экзамене (4), петух — к деньгам (1), петух — к несчастью (1). Остальные трут любую из фигур просто «на удачу».
— А что дали данные гугл-опроса?
— Его проводили наши студенты, и там аудитория оказалась больше — опрос прошли более 1000 человек. 90% указали, что знают о том, что по отношению к скульптурам на станции производятся какие-либо действия. При этом 77,4% отметили, что сами не прикасаются к ним, большинство из оставшихся — 22,6% — вспомнили о собаке. Самый популярный объект — пограничник с собакой (821 голос), с большим отрывом следует петух (368 голосов), а также солдат (148 голосов) и пионерка (102 голоса). Все остальные скульптуры набрали 60 и менее голосов. 197 человек не знают, до каких скульптур дотрагиваются пассажиры Московского метрополитена.
Интересные данные получаются, если говорить про интерпретации действий и про источники знания. Скульптуры трут, потому что они приносят успех в учебе и на экзаменах (543 голоса, 50,2%), 421 человек (39,9%) написали, что скульптуры исполняют мечты, а 410 человек (37,9%) отметили: скульптуры обеспечивают удачный день. Только 12 человек (1,1%) отметили, что скульптуры приносят несчастье. Из того же исследования мы узнали, что в плане мотивации на первом месте машинальное повторение (459 голосов, 42,5%, не учтено в диаграмме). Читают об этом в интернете 266 человек (24,6%). Также в большинстве случаев привычка передается от знакомых (378 голосов, 35%) или благодаря членам семьи (325 голосов, 30,1%).
— Откуда взялась история про несчастливого петуха?
— Однозначного ответа на этот вопрос, вероятно, нет. Как мне кажется, начало этой практики можно отнести к середине-концу 1980-х годов, когда в эпоху позднего социализма стали популярны животные, связанные с восточным календарем. Помните, год Кролика, год Собаки, год Петуха?
Другое дело, что с этой фигурой связаны как позитивные (тереть гребешок — чтобы деньги были, чтобы зарплату прибавили), так и негативные (ни в коем случае нельзя трогать клюв) предписания. Возможно, дело вот в чем. Большое количество фигур предполагает, как я уже говорил, узкую специализацию — ведь практики почти одинаковы, а фигур много. В этом смысле вполне логично предположить, что одна, а то и несколько скульптур будут противопоставлены остальным.
Другое дело, почему именно натирание петуха получает различные мотивировки. Если бы мы имели дело с традиционной сельской культурой, то следовало бы обратиться к приметам, связанным с петухом. Петух попадает в различные контексты и наделяется очень разной символикой — от сексуально-брачной до солнечной. Кроме того, он оказывается вестником несчастья: петух — предвестник пожара, несчастья, войны, вести. В этому смысле понятно, откуда такая разница в интерпретативных моделях, связанных с натиранием петуха.
Но здесь петух в городской культуре, не в сельской. Можно попробовать в поисках ответа обратиться к сонникам, которые популярны в том числе среди жителей города и наверняка могли каким-то образом повлиять на толкования этого образа. Мы узнаем, что петух снится людям якобы к гневу, раздражению, к ране, к тщеславию, хвастовству, к измене, к пожару, к беде, к перебранке. Таким образом, здесь модель практики «натираем Х — программируем что-то хорошее» вступает в конфликт с символикой этой птицы. Именно поэтому петух и действия с ним наделяются столь разными толкованиями.
И вот еще интересно: в одном из записанных нами текстов — судя по всему, относящемуся к 1980-м годам — рассказывается, что студенты МГУ натирали клюв петуха, чтобы раздразнить студентов Бауманки, а в ответ те щелкали петуха по клюву. Здесь отчетливо прослеживается та же символика: хвастовство, перебранка и противоборство.
За прикосновение к скульптурам на станции метро пригрозили крупным штрафом
Собака на «Площади Революции» страдает
Милая на первый взгляд традиция тереть нос собакам на станции метро «Площадь Революции» грозит непоправимым ущербом для уникальных скульптур, предупреждают искусствоведы. То есть предупреждают они уже много лет, а теперь поднялись в атаку: Музей архитектуры имени Щусева запустил флешмоб против вредного обычая. Действительно, если еще 30 лет назад скульптуры пограничных собак на станции сохраняли фактуру морд и носов, то сейчас они уже совершенно гладкие — рельеф собачьей шкуры «стесан» миллионами рук. «МК» выяснил, какие у музейщиков есть предложения по защите памятника и откуда взялась традиция потирать носы.
«Площадь Революции», восемь утра, день последнего ЕГЭ — и студенческих экзаменов, конечно. К бронзовым собакам станции прикасаются не то что поминутно — примерно раз в десять секунд. По виду это как школьники, так и студенты. Если остановить и спросить, знают ли, что это вредно для памятника, — ответ будет: «Ну, от одного раза ничего не меняется» (Антон, Бауманка), «Да ладно, все так делают!» (Илона, выпускница школы), от самых совестливых — «Ой, тогда извините!» (Сергей, сдает ЕГЭ). Одни едут к станции специально — делая крюк по дороге в школу или вуз, другим по пути (это прежде всего бауманцы, от которых и пошла традиция еще в советские годы).
Там же, несколькими днями раньше, группа туристов. Гид рассказывает о скульптурах, о том, что их принято тереть на удачу, предупреждает, что так делать не нужно. Разумеется, человек пять из группы, специально приотстав, совершают ритуал.
— Мы запустили флешмоб не после какого-то ЧП, а просто за много лет уже наболело, — рассказала «МК» директор Музея архитектуры Елизавета Лихачева. — Недавно были с коллегами на станции, взглянули на скульптуры — их состояние плачевное. Помимо носов собак страдают ботинки рабочих, клювы кур, в общем, все выступающие части. Очевидно, что с этим надо заканчивать.
Стремление во что бы то ни стало и под разными предлогами потрогать произведения искусства — это мировая проблема музеев, говорит Лихачева. За последние десятилетия появилась целая категория музейной публики, которая привыкла к тактильному общению с искусством. Научили публику этому прежде всего сами музейщики — другой вопрос, что для тактильных и интерактивных экспозиций используются обычно специально подготовленные предметы (обычно копии). А рядовой посетитель музея — и уж тем более станции метро — не видит разницы между такими предметами и подлинниками.
— Как-то раз у нас в музее разбиралась письменная жалоба посетителей на смотрительницу, которая не разрешила им садиться на стул в экспозиции Матвея Казакова, — вспоминает директор Музея архитектуры. — Сотрудницу обвинили в том, что она «запрещает людям общаться с искусством». В советские времена публику, казалось бы, отучили от такого «приобщения», но недавно выяснилось, что эти элементарные хорошие манеры публика начала считать «совком» и «отсталостью».
Оказывается, прикосновения рук вредны для бронзы не только тем, что механически «стесывают» ее, рассказала Лихачева. Куда опаснее кожное сало, которое есть на любых руках: оно вызывает уже химические реакции в бронзе, материал быстро деградирует. Поэтому даже «очень осторожно» прикасаться к памятнику все равно опасно.
— В мире с этим явлением борются по-разному, — подчеркивает музейщик. — Например, в Италии действительно почти все выставленные на улицах скульптуры, особенно мраморные, уже заменены копиями. Обычно причина этому — агрессивные осадки, но и «шаловливые ручки» тоже: скажем, за каких-то 20 лет новенький памятник Джульетте во дворе придуманного для туристов «ее дома» в Вероне захватали руками так, что его уже заменили на копию, а оригинал убрали в музейную коллекцию. Иногда специально для таких ритуалов создают новодельные памятники: во Флоренции, скажем, это памятник свинье — его можно и нужно трогать.
Что касается московских собак на «Площади Революции», то скульптурное убранство станционного зала в целом — это своеобразный монумент 20-летию Октябрьской революции. Это последовательная серия персонажей, от первых революционеров до светлого советского будущего в виде пионеров, подчеркнула Лихачева. И установлены на станции до сих пор подлинные отливки Матвея Манизера. Сохранились ли формы — неизвестно, существуют только масштабные модели. Поэтому воссоздание «стертых» собак, если его придется делать, обойдется очень дорого и вряд ли сможет быть действительно точным.
— Вариантов у нас, у общества, таким образом, два, — резюмирует директор Музея архитектуры. — Либо разъяснить всем, что эту традицию надо немедленно прекращать, либо действовать карательными методами. Штраф за повреждение объекта культурного наследия — это есть в нашем законодательстве. Ставим на станции специальных полицейских, выписываем каждому прикоснувшемуся штрафы тысяч по пять — за несколько лет все отучатся так делать.
Помимо скульптур на «Площади Революции» под угрозой из-за постоянных прикосновений еще несколько бронзовых памятников, говорит Лихачева. Это Юрий Никулин в автомобиле около цирка на Цветном бульваре, памятник собаке Мальчику на станции «Менделеевская» и все остальные компактные скульптуры в городе.
— Магия в эпоху конца магии, — описывает это явление Елена Петровская, старший научный сотрудник Института философии РАН. — Странное дело: мы живем в мире высоких технологий, а отношение к предметам воспроизводит первобытные магические практики — прямое воздействие на вещи, прямой диалог с ними. Возможно, дело в том, что нынешнее время, когда нейросети и умные предметы обретают свойства превыше человеческого разумения, требует новых способов понимания мира и взаимодействия с ним. Это симптом: люди отказываются от рационального общения с миром и вспоминают о магии.
Напомним, что традиция «полировать» прикосновениями выступающие части городских скульптур существует давно. Так, своеобразный ритуал натирания определенных фрагментов «Медного всадника» — точнее, его коня — выпускниками военно-морских учебных заведений Санкт-Петербурга фиксировался еще в середине ХХ века, а возможно, и раньше. Другое дело, что еще недавно подобные ритуалы были чисто корпоративными, известными лишь относительно узкому кругу — например, собачьи носы терли студенты-бауманцы для удачи в сессию. Но сейчас, в эпоху Интернета, о таких обычаях знают все. Так что в каком-то смысле, получается, виноваты снова сети. А штрафы опять платить обывателям.
Зачем тереть бронзовым собакам нос?
Московский метрополитен ответил Музею архитектуры, обеспокоенному судьбой скульптур Матвея Манизера на станции «Площадь Революции»
«Раньше это было забавно, а теперь — становится страшно», — начинающийся с этих слов пост на официальной странице Государственного музея архитектуры имени А.В.Щусева в Facebook собрал более 500 перепостов. (Правда, предложенным музеем хештегом «нетринос» пользоваться почти никто не стал.) Сотрудники музея обратили внимание на бронзовых собак, установленных на станции метро «Площадь Революции», которая имеет статус выявленного объекта культурного наследия. «Можно наблюдать целое паломничество туристических групп для ритуального прикосновения к мордам овчарок. Результат нам всем известен: морды несчастных животных отполированы до блеска, а от самих носов остались лишь дырочки. Еще пара лет — и овчарки превратятся в бульдогов». Далее следовал призыв музея к руководству метрополитена защитить скульптуры. Правда, каким способом — сказано не было. Об этом развернулась целая дискуссия пользователей интернета, привлекшая внимание СМИ. Скоро стало понятно, что обсуждение касается вещей более широких и глубоких, чем вопросы сохранения отдельных скульптур.
«Все студенческие годы проходила мимо этих прекрасных скульптур, и даже мысли не возникало их трогать. Откуда это желание у людей везде совать свои руки?» — «Общегородской ритуал натирания носа собаке — это более важная часть культуры, чем третьесортная скульптура». — «Общегородским ритуал стал в середине 1990-х с подачи понаехавших. И с расцветом белиберды в виде гороскопов, гадалок и экстрасенсов». Эти три далеко не самые жесткие реплики, взятые почти наугад, в какой-то степени передают накал страстей. Ожили все «древние демоны» московской культуры: одни выражали неприязнь к «понаехавшим» и к «верунам» (то есть к тем, кто считает натирание носа собаке приносящим удачу), другие требовали «запретить запрещать». Одни предлагали ввести штраф за натирание носов, другие выдвигали более экзотические предложения спрятать собак за решетку и даже надеть на них намордники.
Добыча денег способом трения
Действительно, откуда такое желание трогать памятники искусства? И откуда такое желание бить по рукам тех, кто их трогает? Тем более что куда более рациональной кажется стратегия зарабатывания на феномене деньги. Так, например, поступают в Вероне. Там грудь скульптуры, стоящей перед домом Джульетты, истерли до того, что статуя треснула, но никто не пытался искоренить зловредный обычай. Оригинал скульптуры забрали в музей, а на его место установили копию. И если посмотреть на историю музея, посвященного шекспировской героине, то возникает предположение, что традиция с помощью груди Джульетты превращать несчастную любовь в счастливую пошла в народ не сама собой.
Дом, построенный в XIII веке и принадлежавший когда-то роду Даль Каппелло (прообраз семьи Капулетти), благополучно разрушался до 1930-х годов. Но в 1936-м вышел фильм Джорджа Кьюкора «Ромео и Джульетта», вызвавший всплеск интереса к легенде, — и начались реставрационные работы, которые, правда, затянулись аж до 1997 года. Зато теперь музей, чьи интерьеры и даже в какой-то степени экстерьеры частично списаны с нескольких наиболее успешных экранизаций пьесы Шекспира, считается одним из основных источников поступлений в бюджет города. Разумеется, речь идет не столько о плате за билет, сколько о том, что значительная часть людей просто не приехала бы в Верону, если бы не музей и весь окружающий его комплекс практик и легенд.
Практики прикосновения к памятникам существуют, вероятно, во всех городах мира и довольно часто используются для привлечения туристов, хотя, конечно, они древнее, чем маркетинговые стратегии. На той же «Площади Революции» отполированы не только морды собак, но и туфля девушки, читающей книгу, и ботинок студента. Натерты до блеска рога и вымя Козы-дерезы в Нижнем Новгороде и нос совсем недавно установленной скульптуры Буратино в Самаре. В сети упорно циркулируют слухи об обычае трогать тестикулы коня Петра I в Петербурге, хотя эта задача кажется трудновыполнимой. Гиды с готовностью подскажут вам, что, прикоснувшись к уже натертому до блеска пальцу на ноге Аристотеля на центральной площади Салоник, можно стать умнее.
Вообще, именно гиды становятся основными распространителями «сенсорных практик». И это кажется понятным: бросание монет, навешивание замков на мосты и ритуальные прикосновения — это простые, но эффективные способы очеловечить город, сделать его «ручным» и понятным. В принципе, как вообще с научной точки зрения можно отделить «памятник культуры» от практик его освоения? Крупнейшие соборы Европы ушли под землю на несколько метров благодаря культурному слою, принесенному на подошвах их посетителей. Что же, может, просто изготовить копии собак и заменить ими оригиналы? Внучка автора станции Алексея Душкина, архитектор Наталья Душкина сказала СМИ, что такое решение ей не кажется оптимальным. Сам же Манизер, по воспоминаниям его жены, тактильные выражения народной любви воспринимал исключительно как акт вандализма.
«Мне кажется, что статуи с „Площади Революции“, как и многие другие объекты, которые меняются от соприкосновения со зрителем, не стоит реставрировать до исходного, идеального состояния, — рассказал нашей газете медиевист и антрополог Михаил Майзульс. — То, что вокруг этих статуй возникли приметы и их натирают до блеска, — важная часть их биографии, свидетельство того, как они функционируют в пространстве города. Конечно, важно защитить памятник от разрушения. Но при этом статуя в метро — не музейный объект, пребывающий в вакууме за стеклом. Скажем, многие средневековые образы в XVI–XVII веках подверглись атакам протестантов-иконоборцев и были ими изуродованы. Умная реставрация порой сохраняет следы этих повреждений. Образ материален, материальность несовершенна и со временем „впитывает“ реакции зрителя».
Ладони предков
Прикосновение — одна из самых древних магических практик, считают историки культуры. Именно через прикосновение можно стать единым с тем, к чему прикасаешься, — так, видимо, считали люди еще в каменном веке. Обведенные краской силуэты человеческих ладоней на стенах пещер считаются одними из самых древних искусственно созданных изображений. Зачем они были нужны? Историк фольклора Софья Агранович и лингвист Евгений Стефанский в одной из книг трактуют эти изображения как часть ритуального контакта с предками. В качестве далекого потомка этого ритуала они приводят невинную, казалось бы, детскую игру. «В игре „в ладушки“ играющие касаются ладонями друг друга, вероятно, имитируя встречу, соединение живых и мертвых, предков и потомков. Показательно, что сейчас эта игра практикуется между ребенком, сознание которого только пробуждается, и взрослым», — пишут они. Действительно, странная песенка о ладушках, которые были у бабушки, очень напоминает описание поминальной тризны: ели кашку, пили бражку, а потом куда-то «полетели» (вспомним традиционное кормление птиц на кладбищах).
Древним ритуалам, приметам и практикам, связанным с прикосновением, нет числа. Каста неприкасаемых, традиция прикладывания к иконам и мощам. Ритуал прикосновения к Стене Плача и ко множеству других святынь. Целование земли. Возложение рук на Библию (как вариант — на Конституцию) при клятве. Наконец, та же Агранович находит архаические корни в обычае «застукиваться», прикасаясь к стене или дереву во время игры в прятки, и в прикосновениях при играх в жмурки и салочки. По логике первобытного мышления «спрятаться» можно только в загробном мире и, чтобы вернуться из него, нужно дотронуться до дерева, которое связывает миры живых и мертвых. Водящий в игре в жмурки изображает «жмура», то есть мертвеца, прикосновения которого достаточно, чтобы увести с собой на тот свет. Современная культура активно использует эти архаические модели для производства новых практик и объектов — можно вспомнить отпечатки рук и ног кинозвезд на аллее Славы в Лос-Анджелесе.
Нелегальные прикосновения в музее
Фиона Кэндлин, профессор музеологии колледжа Биркбек Лондонского университета, посвятила почти два десятилетия изучению тяги посетителей музеев трогать экспонаты и написала об этом книгу «Искусство, музеи и прикосновение». Она обратилась к этому вопросу в начале 2000-х, когда в Великобритании были приняты законы против дискриминации людей с ограниченными возможностями. Музеи обязали предоставлять некий сенсорный контент для незрячих. Но после нескольких лет наблюдений Кэндлин убедилась в том, что трогать экспонаты хотят не только незрячие. Причем трогают не то, что трогать можно, а то, что кажется самым интересным. Забавным доказательством ее наблюдений может служить «тамблер» (микроблог) фотографа Стефана Драшана, где выложены десятки фотографий людей, трогающих (или пытающихся потрогать) музейные экспонаты, в том числе картины, в отношении которых запрет на прикосновение кажется очевидным.
Проведя долгое время в Британском музее, беседуя со смотрителями и посетителями, Кэндлин составила своего рода каталог нелегальных сенсорных взаимодействий с произведениями. Выяснилось, что в прикосновениях есть определенная логика. Посетители обводят пальцами иероглифы, гладят голову галикарнасского коня и живот императора Септимия Севера. Мотивируют свои действия они самыми разными причинами. Хотел проверить, настоящая ли вещь. Думал, что раз это не за стеклом, значит, трогать можно. Но главная причина, по Кэндлин, заключается в том, что человек просто не может по-настоящему понять вещь, не прикоснувшись к ней. Мы действительно устанавливаем таким способом контакт. Нам нужно померить, насколько глубоко уходит в материал гравировка, ощутить под пальцами тот материал, с которым скульптор провел столько времени. Посмотреть на каменный топор, которому больше 10 тыс. лет, и взять его в руку — это опыт совсем разного порядка. Ладонь предка по-прежнему ждет прикосновения живой руки — и мы это чувствуем.
В последнее десятилетие родилось множество музейных программ, основанных на тактильном опыте. Значительная их часть, конечно же, предназначена для незрячих. Но не только. Старейшая школа для слепых в США — школа Перкинса создала Тактильный музей, который пользуется популярностью далеко не только среди незрячих. Здесь можно потрогать вещи, прикоснуться к которым в жизни очень сложно, например реплику Розеттского камня или соломенную крышу средневекового крестьянского дома. Есть тут и вещи, в принципе не поддающиеся осязанию, типа увеличенного «макета» клетки крови.
Кажется, мы далеко ушли от вопроса натирания носов, но можем вернуться, сделав крюк через еще одно понятие музеологии, вышедшее в широкий обиход, — практики участия. Граница между зрителем и автором размывается и в музеях, и в архитектуре, и в театре, и даже в кино. Люди просто превращают все, что могут, в «интерактивные объекты». Вопрос в том, чтобы предоставить им правильные инструменты до этого.
Что же касается собак Манизера, то Московский метрополитен официально ответил Музею архитектуры, пообещав неожиданно человечные решения: вместо замены скульптур на копии, надевания намордников или арестов и штрафов для любителей сенсорного контакта пассажиров метро будут информировать о ценности скульптур с помощью экранов, установленных в вагонах.